Я угрюмо молчала. Все, что он говорил, звучало логично… но ведь его слова абсолютно противоречили тому, что я узнала! Сама узнала, лично, а не от взрослых! Я проникла в тайну, которую от нас тщательно скрывали, и не чувствовала радости. Ведь у меня появились вопросы, на которые я не могла найти ответы. Почему мы, считающиеся детьми, так не похожи на других детей и людей вообще? Почему нам для жизни нужны дроны, а им – нет? И как так получилось, что мы оказались отделены от своих белковых тел? По какой причине это произошло? И есть ли они вообще, эти тела? Может, мы все-таки механизмы? Пусть даже суперкрутые.
Неужели мы не имеем права это знать???
- Я всегда был противником подобной скрытности, - с отвращением сказал Павел Петрович. – И не я один. Твои родители, например, и еще несколько десятков человек. Мы считаем, что людям пора узнать всю правду… и вообще ее нельзя было скрывать, с самого начала. Мы не можем изменить прошлое – что случилось, то случилось, но настоящее-то в нашей власти? Эти идиоты-перестраховщики… они боятся, что человечество не справится с шоком, с чувством вины… Они все мозги сломали, как подсластить горькую пилюлю, а того не понимают, что тянуть больше нельзя… да и человечество само по себе гораздо более пластично, чем им кажется, иначе бы мы не выжили.
Павел Петрович уже не сидел, он взволнованно мерил комнату шагами, размахивая сигаретой и рассыпая пепел, и рассуждал сам с собой, позабыв обо мне, а я сидела тихонько, боясь пропустить хоть слово из его монолога.
- Давно пора открыто признать – человечество в неоплатном долгу перед вами и вашими родителями… а вместо этого вас загнали в резервации и скрывают сам факт вашего существования. Сколько это еще будет продолжаться? Десять лет? Пятьдесят? Сто?
- Не больше пятидесяти.
Мы с Павлом Петровичем вздрогнули и обернулись на голос – на подоконнике открытого окна сидел Ванька.
- Не больше пятидесяти, - повторил он. – Сейчас, когда сыворотка доказала свою эффективность, рождаемость стремительно растет. Знания не утеряны, технологии развиваются… так что в конце этого века люди узнают о нашем существовании. Все люди, а не нынешняя горсточка избранных.
- Это твои выводы? – деловито спросил Павел Петрович.
- Сегодня утром группа Семенова из Евразийского сектора опубликовала свой доклад. В нашей сети, в открытом доступе. – Ванька засмеялся: - Сейчас там стоит страшный шум.
- И ты, конечно, подлил масла в огонь, - ухмыльнулся Павел Петрович.
- И я, и Чжоу, и Стивенсон. Вся наша компашка.
- Ах, подлецы! – восхитился Павел Петрович и потер руки. – Ну, теперь держитесь! Академики вас живьем слопают.
- Подавятся, - небрежно отмахнулся Ванька. – К тому же на нашей стороне молодежь из Западных территорий. А это, как ни крути, почти двести голосов… если до этого дойдет… Ну и, конечно, мы надеемся на вашу поддержку, мистер Сомов, - Ванька взлетел с подоконника и совершил изящный поклон в сторону деда. – Ваш признанный авторитет… ваши демократичные взгляды… ваши человеческие достоинства, в конце концов…
Вытаращив глаза, я смотрела на происходящее и ничего не понимала. Одно было ясно – происходит нечто из ряда вон выходящее, и я каким-то боком в него влезла. Вляпалась, как говорит папа. А эти двое все говорили и говорили, то споря, то соглашаясь друг с другом, позабыв обо мне, а я изо всех сил делала вид, что меня здесь нет. Я наделась услышать что-нибудь действительно интересное, но пока самым интересным было то, что Ванька, пожалуй, не тот, за кого себя выдает. А, стало быть, такой же обманщик, как все они, и с ним мне надо держать ухо востро. Да и с родителями, кажется, тоже.
Ох, Сильвия, дорогуша, так и до паранойи недалеко!