- Ты считаешь его своим другом?
- Наверное… Нет, не знаю. Просто… - я замялась, подыскивая слова. – Понимаете, он был первым человеком, которого я увидела. То есть, ребенком… я ведь думала, что дети - это мы… а он, оказывается, тоже… И мы с ним разговаривали… А еще он помогал мне…
- Вы с ним подружились, - констатировал Босс. – Я так и думал.
- Так можно нам попрощаться?
- Нет. Это еще больше осложнит его жизнь. Но если ты настаиваешь… Если берешь на себя ответственность…
Понятное дело, настаивать я не стала.
Глава 14
Глава 14
Контейнеры с вещами давно уже уехали, а мы все никак не могли тронуться в путь – столько людей и дронов собралось попрощаться с родителями. Особенно с мамулей. Я и знать не знала, что она такая популярная. Наконец, вся зареванная, она села в машину и махнула рукой: поехали! И мы поехали: мама, папа, я и Ванька. Следом за нами двинулся грузовик с капсулами.
- Ты что, едешь со мной? – спросила я его вчера.
- А куда я денусь? - сказал он. - Надо же кому-то за тобой приглядывать.
- Тоже мне, приглядывальщик нашелся, - фыркнула я, но почему-то мне было приятно это слышать.
Мягко, еле слышно, урчал мотор. Мы с Ванькой сидели на заднем сиденье; папа вел машину, одну руку он небрежно положил на руль, другой сжимал мамину ладонь. Мы ехали в новую, совершенно незнакомую жизнь, и от этого было грустно и радостно одновременно. Что-то там нас ждет? - подумала я.
Машина взобралась на холм, и я решилась.
- Пап, останови, - попросила я. – Хочу попрощаться. С городом и… вообще...
Папа послушно остановился, и я вылетела из машины. Следом за мной появился Ванька.
- Красота какая, - сказала я. – Правда?
- Правда, - согласился он.
Лето плавно перетекало в осень, и низкий кустарник, который покрывал холмы, лишь намекал на грядущее багряное великолепие. Не думая о надвигающихся холодах, самозабвенно стрекотали цикады, но уже летали в прозрачном воздухе первые паутинки.
- Знаешь, так странно, - сказала я. – Так много людей вокруг. Они живут рядом с нами, общаются… А весь остальной мир, оказывается, ничего о нас не знает. Слухи… это да, их много… но ведь это только слухи. Почему так? Нет, я все понимаю – секретность, то, се… подписки о неразглашении и все такое… И все равно, должен же хоть кто-то проболтаться. Я бы, например, точно проболталась.
- Мы живем на острове, Сильвия. На очень большом, но все-таки острове. Сюда не так-то легко попасть. А потом, людям просто невыгодно распускать языки. Что они поимеют в этом случае? Сомнительную славу? А потеряют значительно больше. Здесь хорошо жить, Сильвия, спокойно, удобно, сытно. Ведь там, во внешнем мире, еще слишком много неустроенности…
Он еще что-то говорил, но я не слушала, я медленно поднималась вверх. Я вспомнила пикник по случаю каникул. Как я безрассудно рванула вверх, а меня обездвижили пультом. Сейчас ни пультов, ни поводков. Но чувствую ли я себя свободной?
- Эй, ты куда? – спросил Ванька. С такой же самой подозрительной интонацией, как и тогда, на пикнике.
Я не хотела вызывать его подозрения, поэтому остановилась. Тем более, что набранная мною высота вполне позволяла совершить задуманное.
… Как-то так получилось, что все позабыли, что у нас, дронов, два вида памяти. То есть не забыли, конечно, а… как бы это поточнее выразиться? Перестали обращать внимание? Наверное, так. То, с чем вы сталкиваетесь каждый день, перестает быть чем-то уникальным. Тривиальная вещь, стоит ли об этом говорить?
Я, лежащая в капсуле, обладала самой обыкновенной человеческой памятью. Я могла что-то помнить, а что-то нет. Стихи, например. Или дурацкие формулы. Ну, не любила я их, не любила и не понимала. И частенько использовала память дрона. Которая представляет собой обыкновенную запись на жесткий диск. Можно открыть нужный файл и воспользоваться информацией. Учителя называют это шпаргалками и нещадно карают за списывание.
К счастью для учителей, объем жесткого диска обыкновенного дрона невелик. Или это он невелик у детских дронов? Не знаю. Знаю только, что мой дрон уникален во всем.
Я включила видеозапись сразу же, как меня привезли в институт (эх, жаль, что не раньше!), и записывала все, абсолютно все. Мне предоставили полную свободу передвижения, и я ею воспользовалась без зазрения совести. А ночами, когда все спали, и я оставалась одна, я чистила архив. Фотографии природы – долой! Игры, любимые фильмы, лекции и справочные материалы – долой! Я безжалостно обрезала шпионское видео, снятое в институте, я оставляла лишь самое существенное, самое главное, и все равно информации было слишком много. Пришлось ее архивировать.