- Тебе нужно отвлечься, понимаешь? Встряхнуть себя. Ты еще молодая, тебе только двадцать пять. Поступай на высшее, будешь врачом, как я… образование колледжа – этого мало для нашего непростого времени.
- Ты работаешь в аптеке, мам… а я закончила, лишь колледж – по-моему это судьба быть половинкой доктора… - тихо произношу я, стараясь сдержать ироничную улыбку.
- Ты была бы врачом, если бы не он… - вырывается у мамы, она тут же охает и прикладывает ладонь к губам, аккуратно накрашенным перламутровой помадой. Глаза ее опускаются, и она осознает, что сказала.
Внимательно посмотрев на нее, меня преследует мысль перевернуть этот стол и швырнуть в нее тарелкой, но я вижу эти голубые глаза, что помутнели с годами, вижу морщинки возле трясущихся губ.
Она не виновата. – думаю я, тут же смягчаясь. Она потеряла мужа, а я половинку себя – мы обе чувствуем горе от утраты.
- Я знаю. – шепчу я.
- Привет. – стараясь улыбнуться, я захожу в уже знакомый кабинет и усаживаюсь в бордовое кресло, прихватывая в руки платок.
- Здравствуй, Лариса. Сегодня, почти без опоздания. – улыбается мне Виктория.
Виктория Сергеевна – мой психолог уже много лет. Ей тридцать пять лет. У нее длинные волосы, выкрашенные в блонд, близкий к пепельному. Серые глаза и большие черные очки, сдвинутые на нос. В кабинете Вики всегда пахнет хлопком и чистотой. Здесь мне всегда спокойно, будто я сижу на облаке, вытянув ногу вниз и просто отдыхаю от мирских забот.
- Как прошла твоя неделя? Можешь поделиться? – привычным голосом спрашивает она, открыв свою записную книжку.
- Я снова думала, что вижу его… - неохотно говорю я, стараясь отбросить мысли, что моему психологу надоела эта тема.
- Ты старалась успокоить себя? Старалась осознать, что этого не может быть? – незаметно втянув побольше воздуха, неизменным голосом спрашивает она.
- Это сложно объяснить. В такие моменты, ты перестаешь контролировать себя. Словно… это уже не ты, а какая-то другая Лариса, прячущаяся во мне – начинает ловить панику и тебе остается просто поддаться этому страху. Поверить в него…
- Ты не пробовала говорить с этой другой Ларисой?
- Она всегда молчит. – шутливо отвечаю я, забираясь с ногами в кресло. – Она проявляется, лишь тогда, когда ей страшно и от этого не по себе… в течении дня ты забываешь о ее существовании, а потом – бац и она уже тут, верещит в твоей голове, стараясь убежать и мои собственные ноги беспрекословно ей подчиняются.
- Давай поработаем с этим снова…- перелистывая очередную исписанную страницу, предлагает Виктория.
- Не хочу. Не хочу работать с ней. Думаю, что она… мы… останемся такими навсегда. Давай ты расскажешь мне, как у тебя дела!?
- Лариса, ты ведь знаешь, что я твой психолог и не в моей компетенции говорить о себе. Ты здесь для того, чтобы я помогла тебе пережить то, что сделал с тобой этот человек.
- Я думаю, что друзья должны говорить друг о друге. Вик, я считаю тебя своим другом.
Она долго смотрит в мои глаза, сжимая ручку в руках.
- Я боюсь, что должна отказаться от тебя.
- Что? – мир, вдруг рушится.
- Я не могу помочь тебе, Лора..
- Не… не называй меня так… Только он так называл. Только Вадим называл меня так…
- Послушай, Лариса. Я знаю, ты любишь моего сына, но я должна сказать, обязана… он страшный человек… он сломает тебе жизнь. Так было со всеми…
- Лидия Николаевна, я и правда люблю его. Люблю больше жизни, я ни за что не откажусь от него.
Лидия Николаевна была частью моей прошлой жизни. Она владела семейным бизнесом, который впоследствии перешел Вадиму. Картинная галерея, где мы провели сотни часов вместе.
Лидия Николаевна стала моим ангелом хранителем. Отца Вадима никто не видел, он провел большую часть жизни в тюрьме и потому, говорить она о нем наотрез отказывалась.
Она всегда выглядела так, будто сошла с картины. Идеально уложенные волосы, собраны в низкий пучок, руки украшены множеством золотых колец и обязательно красный маникюр.
Она верила, что сможет уберечь меня. Сможет спасти от собственного сына.
Ее не стало за год до того, как я сумела спастись.
Я виновата в ее смерти.
«В мире столько глаз, запомнившихся на всю жизнь. Почему я вижу, лишь твои?»
ГЛАВА 3
«В мире столько глаз, запомнившихся на всю жизнь. Почему я вижу, лишь твои?»
К двадцати пяти годам, я наконец осознала, что время летит неумолимо. Летит по ту сторону солнца, вперед, хватая меня за руки и ноги, от чего я ощущаю легкий ветер, касающийся моего лица.
Укутавшись в теплый платок, купленный около шести лет назад, я вдруг осознала, что это единственная вещь, сохранившаяся от него… кроме, разве что – огромной, незыблемой дыры в сердце.