Хотелось выть.
Интересно, если каждому сказать, что у него есть двойник и что из пары рано или поздно останется только один, – начнется ли паника? Никто ведь не знает, проходил он уже через какую-нибудь зону или нет.
Да, кто-то не поверит. Кто-то попытается ликвидировать свою пару – не исключен и такой расклад. А кто-то послабее, как он, всерьез задумается о том, чтобы не мучиться в ожидании конца, а приблизить развязку самому.
Он замедлил шаг, позволяя мысли оформиться окончательно. Да, вот откуда взялось странное облегчение в разговоре. Скоро все закончится: постылая работа, тусклые вечера, постоянные сравнения себя с другими, особенно с двойником… Цена его жизни – копейка. Исчезнет он – никто и не заметит.
Вот оно – самое что ни на есть кардинальное изменение жизни!
По дороге домой Кирилл зашел в магазин и купил бутылку водки. Закуску брать не стал: в холодильнике еда вроде бы еще оставалась.
Дома он не глядя зашвырнул сумку и куртку под вешалку и, как был в обуви, прошел в комнату. К компьютеру подходить не хотелось, но тишина угнетала, и он включил телевизор. Лабуду, которую обычно гнали по всем каналам, Кирилл презрительно игнорировал. Но сейчас хотелось именно этого – окна в чужую жизнь. Глянцевую или, наоборот, кровавую. Главное – чужую. Подглядывать, жадно впитывать, оставаясь невидимым. Только бы отвлечься от мыслей о своей.
По одному из каналов показывали «Того самого Мюнхгаузена», и Кирилл отложил пульт. Янковский здесь великолепен, а сам фильм вполне соответствует настроению.
– На волю, всех на волю! – воскликнул телевизор.
Кирилл звонко чокнулся с экраном початой бутылкой и глотнул прямо из горла. А ведь и впрямь, это свобода! Один из ее вариантов, разве нет? Не его вынуждают, а он сам решает.
На кухне нашлась засохшая горбушка батона и немного копченой колбасы. В морозильнике еще оставались пельмени, но вставать к плите было влом. «Надо потом выбросить всю еду, прежде чем… – мелькнуло в голове. – И приборы отключить».
Он громко рассмеялся. Ощущение, что скоро все закончится, с каждым глотком становилось все приятнее и веселее, а страх отступал. Да и что ему терять? Правильно, не-че-го! В этой его версии оказались реализованы не самые лучшие алгоритмы. Неудачный релиз. Правке не подлежит – только удаление.
Вопрос только в том, дождаться или самому?
Не, если дожидаться, то пельмени могут испортиться – он же не знает, когда все случится!
– Одни мои похороны принесли мне денег больше, чем вся предыдущая жизнь, – сообщил телевизор.
Интересно, а что директора – придумают, как и на этом заработать? Эх, хотел бы он сейчас с ними поболтать. Мужики умные, сильные. Мечты, мечты… Станет начальство откровенничать с каким-то там админом! Да еще таким… Кто он? Правильно, ни-кто!
Кирилл мутным взглядом посмотрел на бутылку – жидкости оставалось не больше половины. Шустро он начал. Может, зря одну взял?
А вот Марины… Они ж так друг на друга похожи – долго, поди, протянут… Но если узнают – не закончится ли дружба? Не начнется ли перетягивание каната?
Да какая разница? Все люди, так или иначе, сравнивают себя с другими. Переживают или киснут от зависти, если в чем-то уступают, выглядят хуже, – и злорадствуют, если наоборот. Зоны всего лишь выведут подводные, тщательно скрываемые чувства на поверхность. Каждый, хочет не хочет, уткнется носом в собственную сущность, и отвернуться уже не получится.
Но что ему до других людей?
Звонок в дверь заставил Кирилла поперхнуться очередным глотком. Кого еще нелегкая принесла? Все к черту! Но звонящий оказался настойчив, и Кирилл, выругавшись, на нетвердых ногах поплелся в коридор.
– Хм, предсказуемо, – Игорь Сергеевич оттер его плечом и вошел в квартиру.
– Вы… это… вам чего?
– Пошли! – и директор потащил его в сторону туалета.
– Чего?.. Зачем?.. – забормотал Кирилл, но язык не слушался, а сопротивляться железной хватке двухметрового шкафа оказалось невозможно.
Пузырек мутной жидкости… успеть склониться над унитазом… десяток черных таблеток…
Процедура насильственного протрезвления оказалась быстрой и безжалостной.
Наконец они уселись напротив друг друга за кухонным столом. Перед Кириллом стояла чашка крепчайшего сладкого чая.
– Полегчало? – Кирилл ограничился угуканьем в ответ. – И что надумал?
– Вы о чем? – язык еще ворочался с трудом.
– О том, что тебе двойник поведал.
– Вы в курсе?
– Он, в отличие от тебя, не стал сопли по стенам развешивать. Мы пытались дозвониться, но ты телефон отключил. Вот и пришлось ехать, смотреть, что успел натворить. Слава богу, пока только нажрался.
– Ну, конечно! – пьяно ухмыльнулся Кирилл. – Куда мне до него! Он и тут лучше меня оказался.
– Значит, не зря ехал… Уже успел себя приговорить?
– Вам-то какое дело? Вы ж останетесь…
– С чего ты взял?
– Это ж любому дураку видно, кто в вашей паре… ик!.. главный.
– Тебе оказалось достаточно пары слов, чтобы поставить на себе крест? – Игорь Сергеевич откинулся на спинку стула и насмешливо воззрился на Кирилла поверх очков. – И ты сразу поверил в то, что все так и есть на самом деле?
– А что – все не так? Докажите!
– Зачем? Тебе не нужны никакие доказательства. Тебе нужно подтверждение своей никчемности и оправдание своей слабости. Получил – и даже не задумался над их истинностью. «Смотрите все – я действительно плохой, это доказано!» Так? А главное: «Я ничего делать не буду, потому что это бесполезно и бессмысленно – меня уже вычеркнули!» Ай как удобно!
Директор еще несколько секунд буравил его взглядом, но ответа не дождался. Вздохнул, покачал головой и продолжил:
– Немногие на самом деле могут признать, что в жизни встречаются люди, которые лучше их самих. А признав, жить с этим дальше.
– Я жил! Я признал! Но… ик!.. меня же больше не спрашивают!
– Признать – значит принять, ощущать себя при этом не уродцем, а нормальным полноценным человеком. Ты после встречи с двойником перестал жалеть себя бедного-несчастного? Или наоборот?
– Так именно поэтому я… ик!.. и недостоин жить дальше! Я – лох! Лузер! Ничтожество!
– Все верно – лох, лузер и ничтожество. И ты решил, что если уйдешь сам, остальным будет только лучше?
– Что – не так?
– А вот тут ты неправ.
– Вы же только что сказали, что я недостоин…
– С точки зрения цивилизации в целом – да. Ты оказался менее удачным воплощением и в таком виде должен уйти.
Жесткие фразы рубили воздух, скручивали внутренности и заставляли Кирилла стискивать зубы, чтобы не разреветься, как баба.
– Но твоя жизнь сама заканчивается не сегодня. И возможно, не завтра. Как ты думаешь, почему?
Кирилл вскинул глаза на директора. На секунду показалось – вот сейчас он скажет что-то такое, что перевернет все с головы на ноги и отменит приговор. Джокером перебьет все козыри, которые он приготовил как оправдание своего добровольного ухода.
Что все это – розыгрыш, сон. Что угодно, только не реальность.
Ведь жить-то на самом деле ой как хочется!
– Я не знаю, почему именно ты, такой весь из себя плохой и ничтожный, все еще жив. Я не знаю, сколько тебе, лоху и лузеру, осталось. Может – день, может – месяц. Но я, в отличие от тебя, вижу и другие варианты.
– Какие?
– Где гарантии, что не могут остаться оба, если оба будут достойными – каждый по-своему? Никаких доказательств этому нет, но не доказано и обратное. Данные, которые обнаружил второй Кирилл, ничего не говорят: хакеры до такой мысли просто не додумались. У тебя есть шанс проверить.
– К чему вы клоните?
– Ты – лох, лузер и ничтожество только лишь по сравнению со своим двойником. Ты не можешь стать таким же хорошим, как он. Так стань совсем другим! Вы же все равно не идентичны, уже есть различия. Стань таким, чтобы загадочная система, пытаясь вас сравнить, просто зависла. Разве есть хоть что-то общее у банановой пальмы и эн-мерного интеграла? Двух одинаковых людей не может быть в одном мире, а два разных – вполне.