Улица перед зданием была полна вечернего смога, но зато свободна от прохожих. И это давало мне шанс… Я свернул за угол. Машина тихо урчала в ожидании меня. Оказывается, я даже не выключил зажигание. Размеренной походкой, не привлекая ничьего внимания, я спокойно подошел к ней. Заднее сидение пустовало. Чарли со мной больше не было. Он скрылся в тумане.
Изобретатель и заимодатели встретились в бизнес-руме на втором этаже. Там было все для того, чтобы он мог рассказать им о своем гениальном проекте: флипчарт, проектор, удобные кресла и неудобные столы… И изобретатель использовал оборудование на полную катушку. Он говорил, как ему показалось, целую вечность. Он убеждал их в том, что его изобретение осчастливит человечество.
– Мне нужно приблизительно пятьсот тысяч. И пару лет. Но это очень приблизительно…
Инженер был взволнован, взлохмачен и небрит. Заимодатели (он прозвал их «ростовщиками», ведь он фактически закладывал им свой мозг) – спокойны и гладко выбриты, а их прически лежали волосок к волоску. Между ними лежала пропасть непонимания. Преодолеть ее было практически невозможно…
Ростовщики и верили, и не верили ему. Они считали, что изобретатель слишком много хочет. Кроме того, они не хотели видеть счастливым все человечество, им достаточно было осчастливить себя.
– Мы даем вам сто тысяч сейчас. И еще сто – через год. Но только если предварительные результаты будут удачными, – сказали ему напоследок они, посверкивая контактными линзами.
Что оставалось делать изобретателю? Ведь на нем лежала ответственность за целую группу бывших однокашников. Талантливых и работоспособных, хотя и без божественной искры. Еще со времен института они поверили в его гений и пошли за ним, отказавшись от собственных карьер. Лучших сподвижников ему было не найти.
Но уже несколько лет они трудились над проектом, ничего не получая взамен. Еще чуть-чуть, и их терпение лопнуло бы. А эти ростовщики были не первыми, кому инженер демонстрировал свое изобретение. Но первыми, кто хотя бы не крутил пальцем у виска.
Он согласился.
Она пришла в тот момент, когда явь вдруг начинает переходить в сон, а сознание расплывается в легкой дымке дремы. Нежное шуршание сминаемой простыни… прижавшееся тело, горячее и одновременно прохладное…
– Кто ты? – спросил я.
– Ангела! – в ее голосе звучал перезвон серебряных колокольчиков.
– Редкое имя… – я усомнился в его правильности. – Может быть, ты – Анжела?
– Анжела – имя для шалавы, – возразила она. – А я – Ангела. Девушка-ангел.
Теперь мне все стало ясно.
– Значит, ты пришла подарить мне неземное блаженство? – усмехнулся я.
– Прекрати говорить со мной так, словно я проститутка! – ее мягкие губы закрыли мне рот, и на несколько минут я утонул в них.
– Выключи свой мобильник, – вдруг сказала она, оторвавшись.
– Зачем?
– Я не хочу, чтобы кто-то помешал нам.
– Но кто тогда нас разбудит?
– Солнце.
– А если что-то случится?
– Где?
– В мире.
– Значит, мы пропустим это событие, – ее губы вновь коснулись меня, и я забыл обо всем…
Меня разбудил шум на улице. Кто-то хлопал дверцей машины. Где-то поодаль ревела полицейская сирена. Я открыл глаза и тут же зажмурил их – луч солнца сумел пробиться через частокол жалюзи и ослепил меня. Судя по всему, день был в самом разгаре. И это означало только одно – я не успел убраться из города на утреннем автобусе.
Не вставая с кровати, я завертел головой по сторонам. Свернувшееся в жгут одеяло, разбросанные подушки. И я, один, на смятых простынях… Ангелы больше не было. Она ушла вместе с ночью.
Я подобрал валяющийся на полу мобильник. Аппарат был мертв. Точно, ведь я сам отключал его! Но сколько сейчас времени? Большим пальцем я ткнул в полустертую от частых нажатий кнопку «Вкл» и снова откинулся на подушку, дожидаясь, пока на экране проявятся часы. Однако едва экран осветился, как телефон издал противный писк. Звонил приятель-телерепортер.
– Ты почему не брал трубку?! Я названиваю тебе уже час!
– Что-то важное?
– Очень! Очень! Твой дом окружен полицией. Говорят, что ты замочил этих крыс из «Вайнер и Вайнер»!
– Это не я. Это…
– Все равно! На полицию давят. За фирмой стоял кто-то с самых верхов. Делай ноги скорее!
Я бросился за одеждой. Но предупреждение пришло слишком поздно. На лестнице уже слышались тяжелые шаги. А другого выхода из квартиры не было. Ночь с Ангелой слишком дорого обошлась мне…
Лаборатория изобретателя нисколько не походила на их собственный стерильный офис, и это сильно раздражало «ростовщиков».
– Какие результаты вы уже можете показать нам? – спросили они, брезгливо оглядывая захламленное полуподвальное помещение. Лаборатория пустовала – в пятницу вечером отдыхать хотят даже ученые.
Изобретатель снимал «каземат» не от хорошей жизни. Каждый доллар из транша он старался вложить в дело. Но кредиторов больше интересовал результат…
– Опытный образец готов, – изобретатель радостно продемонстрировал им мешанину плат и проводов. – Дело за испытаниями.
«Ростовщики» с недоумением посмотрели на спутанный комок. И уточнили:
– То есть, вам нужны еще деньги?
– Да. И время.
Они переглянулись и сразу поняли друг друга.
– У вас есть месяц на то, чтобы вернуть наши двести тысяч или запустить прибор в серийное производство!
– Да вы что?! – задохнулся изобретатель. – На это уходят годы…
Однако они не слушали его. Они привыкли, что должники обычно плачутся. Чем жестче с ними, тем лучше, считали они. Но он не был обычным должником. А они этого не поняли.
Входная дверь чуть ли не гнулась под напором стучащих. Казалось, что снаружи она вся уже покрыта вмятинами от их бронебойных кулаков…
– Не подходи к двери! – жестко приказал мне Чарли.
Он стоял за углом в гостиной, и черный пистолет в его руке снова жаждал крови.
– Уйди с линии огня. Если они будут стрелять в дверь, то попадут в тебя.
Я спрятался за его спину. У него была удобная позиция. Спереди его прикрывала стена, и одновременно он видел входную дверь в большом зеркале в прихожей.
– Почему ты не уехал? – спросил Чарли, пристально вглядываясь в зеркало.
Стук прекратился. Похоже, омоновцы, отчаявшись решить делом миром, готовились к штурму.
Что я мог ему ответить? Рассказать про Ангелу?
Мне не пришлось ничего выдумывать. Раздался взрыв, и дверь влетела в прихожую. А следом в белесых клубах штукатурки показалось несколько темных фигур… Высунув руку с пистолетом из-за угла и ориентируясь на картинку в зеркале, Чарли начал стрелять. Тяжелый пистолет в его руке ни разу не дрогнул.
Но тут и сзади нас послышался шум. Разбрызгивая осколки стекла, в окна влетели еще двое. Выставив вперед короткие автоматы, они бросились к нам.
Чарли понадобилось всего несколько секунд, чтобы перенести огонь вглубь квартиры. Однако было поздно. Группа захвата действовала молниеносно. Я успел увидеть, как пуля чиркнула по шлему одного из омоновцев, срикошетив в телевизор. А потом свет выключился…
Изобретателю нужно было пару лет и несколько сотен тысяч долларов. Вместо этого перед ним поставили ультиматум.
Изобретателю нужны были подопытные крысы для испытаний. Но крысы в человеческом обличье не дали ему такого шанса.
Изобретателю оставалось доказать свою теорию на практике. Но провести испытание он мог только на единственно доступном ему материале – на самом себе.
Он включил прибор и надвинул на голову пучок проводов.
– Подсудимый, суд предоставляет вам последнее слово. Вы хотите что-то сказать?
Судья, высокий дородный мужчина, обращался ко мне. Но что я мог ему сказать? Что это действительно мое последнее слово? Или что виноват не я, а Они?..
Я смотрел в гладко выбритое лицо судьи, и мне хотелось, чтобы гримаса безмятежности сползла с него, как краска с дешевой китайской игрушки.