Техника визуализации, которой пользовался Максим, выглядела, конечно, нелепо, зато позволяла ему прочно запечатлеть в памяти место расследования. Прежде чем сделать зрительный снимок, он проникался запахами и звуками. Свое и без того уже достаточно развитое обоняние он ежедневно тренировал в предвидении ситуации, когда придется идентифицировать, классифицировать, а затем регистрировать все несущие запах молекулы, исходящие от места преступления. Все запахи архивируются в глубинах памяти; именно они вызывают из глубин детские воспоминания о завтраке в саду деревенского дома или же о минутах, проведенных на чердаке во время игры в прятки.
Впрочем, свет воспоминаний детства он сознательно загасил, в памяти остались только те, что касались мест, где были совершены зверские преступления.
Борис повел коллегу направо, вдоль стола, на котором выстроились в ряд четыре больших компьютерных экрана, что придавало комнате сходство с диспетчерской. Из-за повязки на глазах Максим их не увидел, но обоняние что-то подсказало ему. Он сделал осторожный шаг в ту сторону, где полстены занимала своеобразная барная стойка, потом нагнулся и опустил голову.
– Пахнет алкоголем. Виски?
Павловски рассмотрел бутылку с янтарной жидкостью и ответил:
– Вроде да.
– А сколько стаканов?
– Один.
Оба жандарма зафиксировали в уме информацию, и Борис уже собрался продолжить обход, но Максим снова нарушил молчание:
– Дай мне понюхать бутылку, пожалуйста.
Младший лейтенант потряс головой – все это было решительно смехотворно, – но просьбу выполнил.
Максим достал из кармана комбинезона и натянул латексные перчатки. Взял бутылку с виски, аккуратно открыл и вдохнул запах.
– Скотч. Хороший. Довольно старый.
Борис возвел глаза к потолку. У него было ощущение, что они только зря теряют время. К чему эти менталистские экзерсисы. Все можно прочесть на этикетке. Ну да, скотч, двадцатичетырехлетний «Балблэр».
Его напарник понюхал стакан и помолчал, словно роясь в памяти, чтобы извлечь различные оттенки ароматов.
– В этом стакане был виски, но есть следы и другого этилового запаха.
– Эксперты работают, все будет в их отчете, – вздохнул Борис, у которого кончалось терпение.
– Тогда продолжим.
На протяжении следующих минут они исследовали кухню и две спальни, не вызвавшие у Максима интереса; потом он зашел в комнату с закрытыми ставнями и скудной меблировкой.
Сильный запах ладана ударил ему в ноздри, и он замер, как охотничья собака, почуявшая дичь.
– Мы сейчас где? – спросил он тихо, словно боялся кого-то разбудить.
– Почти пустая комната таких же размеров, что и две другие спальни, – с отсутствующим видом сообщил Борис.
– Опиши мне ее.
– Тут почти ничего нет, в центре странный коврик, подставка для благовоний, в ней палочки, рядом колонка, подключенная к MP3-плееру, и что-то вроде низкого деревянного стола, на котором лежат колокол и колотушка.
Павловски сделал шаг в сторону, взял маленький молоточек и ударил по колоколу.
Пронзительная нота зазвенела в комнате, провисев в воздухе несколько секунд, и Максим согнулся пополам, словно от внезапной сокрушительной боли. Он закричал и тяжело упал на колени на плотное ковровое покрытие.
Борис нагнулся над ним.
– Ты нормально? – с тревогой спросил он.
Максим сорвал с глаз повязку и зажал ладонями уши, словно хрустальный звон, чье эхо уже заглохло, продолжал сверлить его барабанные перепонки.
Он раскачивался взад и вперед. Павловски в растерянности попятился.
Кто подсунул мне этого психа?
Не прошло и минуты, как Максим успокоился и встал. Он осмотрел коврик, потом колокол и наконец пробежался по трекам плеера.
– Это коврик-аппликатор, на нем колючки в форме цветов лотоса, – сказал он, поворачиваясь к Борису. – Здесь комната для медитации.
Павловски на мгновение оторопел. Всего несколько секунд назад его коллега бог весть почему корчился от боли, а теперь разговаривает как ни в чем не бывало. Или это тоже часть странного маскарада?
– Ты объяснишь, что с тобой случилось, или и дальше будешь прикидываться? – резко бросил он.
Максим сразу не ответил: подождал, не сводя глаз с Бориса, пока тихий ангел пролетит. Павловски едва не вздрогнул от озноба. В этих карих глазах словно сосредоточилась вся печаль мира, однако взгляд казался опустошенным, лишенным души.
– Не волнуйся, – успокоил его Максим. – Просто при звуке колокола всплыло дурное воспоминание.