Однако вернусь к своим земным владениям. В них, кроме сирени, пионов и яблонь, растут могучий древний кедр, жасмин с пьянящим нежным ароматом, розы, нарциссы и лилии; маленький рай на околице Девички, у дубового леса, который карабкается вверх по склонам невысокого хребта. В этом раю даже присутствуют гурии: моя кухарка и экономка пани Клара и дочка ее Анелька. Анелька, которой стукнуло семнадцать, в меня влюблена, но я надеюсь, что это в скором времени пройдет; увы, я не герой ее романа!
В селе меня уважают: во-первых, потому, что я свободно изъясняюсь на чешском, а во-вторых, из почтения к пану журналисту, личности интеллигентной, состоятельной, владельцу информационного бюро. Здесь, в моравской глубинке, нет игрунов, модификантов и имплантов, люди тут простые, добрые, богобоязненные, не то что в Париже, Москве или тем более в Нью-Йорке; я был бы сильно удивлен, если бы в этих столичных клоаках прохожие при встрече снимали шляпы, желая мне доброго здравия. А пожелания девиченцев искренни и очень мне на пользу хотя, разумеется, главное в этих краях дубовый лес. Два-три восстановительных сеанса, и я опять силен и молод... Щедрое дерево - дуб! Энергии в нем поменьше, чем в секвойе, но отдает он ее охотно и любит прикосновение человека... Шел октябрь, когда, созвонившись со мной из Праги, приехал Жиль Монро. Могу сказать точнее, ибо в памяти моей не пропадают даты, картины и события: было седьмое октября, шестнадцать десять, когда Монро выбрался из лимузина у моей калитки. Я решил, что он - лицо значительное; в машине маячили шофер и еще один спутник, надо думать, телохранитель. Оба - модификанты, судя по ширине плеч, бесстрастным лицам и профессионально отточенным движениям. Шофер выскочил, открыл перед Монро заднюю дверцу лимузина, телохранитель распахнул калитку, а за ней уже поджидала пани Клара, онемевшая от изумления. Дипломатично улыбнувшись, Монро одернул легкий твидовый пиджак, поправил диск переговорника на лацкане и приложился к ее пухлой ручке. Щеки пани Клары заалели; потом, игриво покачивая бедрами, она повела важного гостя ко мне в беседку.
- Вино, чай и фрукты, - сказал я, когда с приветствиями было покончено и мы уселись за круглым столиком в плетеных креслах.
- Может быть, кофе для пана координатора? И булочки с медом? - Моя экономка взирала на Монро с неутоленной женской нежностью.
- Благодарю, мадам, но лучше чай. И, пожалуй, булочки... Я сыт, но не могу отказать себе в удовольствии... - Он приласкал томным взглядом пышную талию пани Клары, затем повернулся в мою сторону и незаметно подмигнул, будто говоря: ох уж эти женщины!..
"Очаровательный мужчина! - подумал я. - Учтив, галантен, умеет расположить к себе и, несомненно, тот, за кого себя выдает". Быстрый ментальный анализ подтверждал, что Жиль Монро не проходимец: от него проистекали флюиды уверенности и властности, свойственной чиновникам высшего ранга. Мощь их была достаточной для покорения женских сердец, но мне опасность не грозила, все-таки я - не пани Клара.
- Ваш секретарь звонил мне, чтобы договориться о встрече, но не обмолвился ни словом о вызвавших ее причинах, - проговорил я на французском. - Чем могу служить, координатор?
Монро усмехнулся краешком рта.
- Я, разумеется, француз, мсье Измайлов, но из Квебека [Квебек - провинция Канады, населенная в основном потомками французских колонистов]. Язык пращуров великолепен, и русский с чешским хороши, но о серьезных делах я предпочел бы беседовать на английском. Конечно, если вы не возражаете.
- Ни в малейшей степени, - ответил я. - А что, дела настолько серьезны?
Он снова улыбнулся, на этот раз пошире, и, словно не заметив моего вопроса, произнес:
- Зовите меня Жиль. Без титулов, научных званий и почетных степеней. Просто Жиль.
- Арсен. - Я протянул руку, и мы еще раз обменялись рукопожатием.
- Арсен? Это ведь не русское имя?
- Давно уже русское. Происходит от Арсения, а оно, в свою очередь, от греческого...
- Арсениос, что значит "мужественный", - закончил он. Должен заметить, вы прекрасно соответствуете своему имени.
Я склонил голову в знак благодарности. Когда я родился в пятьдесят пятом, мама, моя земная мать, назвала меня по деду Даниилом, и Даниилом Петровичем Измайловым, профессором-египтологом, я был до 2015 года. Затем профессор погиб на раскопках в Судане, под Мероэ, за пятым нильским порогом, и на свет явился его тридцатилетний сын. На этот раз я сам себе придумал имя, но выбор мой определялся отнюдь не стремлением подчеркнуть свой мужественный облик. Просто Арсен созвучно Асенарри, моему настоящему имени. Оно, по уренирской традиции, составлено из имен родителей: моего отца зовут Наратагом, а матерей - Асекатту и Рина.
Появилась пани Клара с подносом - чайник, чашки, медовые булочки и огромная миска с грушами и персиками. Анелька, кокетливо стреляя глазками, тащила за матерью большую бутыль с местным розовым вином и пару хрустальных фужеров. Они уже принарядились: на старшей - полупрозрачное платье с разрезом на бедрах, ну а на младшей почти ничего. Если не считать узкого топика, символической юбочки и пары гранатовых сережек.
- На сегодня вы свободны. Обе, - сказал я, когда напитки и закуски сгрузили на стол. Пани Клара надулась.
- То шкода! А кто вас будет ужином кормить?
- До ужина я не задержусь, - сказал Монро, цапнул булочку, впился в нее зубами и изобразил неземное блаженство. - О! Ни в одном из пражских кафе... - он проглотил кусок, - даже в парижских и венских такого не получишь! Пани Клара великая кулинарка! Не говоря уж обо всем остальном!
Моя экономка зарделась от удовольствия.
- Конечно, не получишь, - подтвердил я, разливая вино по бокалам. - Откуда в городах свежий мед? Да еще от горных пчел?
Я шевельнул бровью и бросил взгляд в сторону калитки. Обычно пани Кларе этого хватает: женщина она догадливая. Хватило и на этот раз.