Это было так. Тогда когда дядя Женя вошел в палату с медсестрой, я вздохнул свободней. Все-таки свои. Естественно утаивать ничего не стал, и выложил все, что со мной произошло. На середине рассказа приехал отец, после недолгих объятий, отец не любил внешне проявлять свои чувства, я начал сначала.
— Еще решают, но я додавлю, — насторожившись, ответил Степан.
— Возможно, но я бы не советовал. Война не такая романтическая как тебе кажется. Это грязь и кровь, в большинстве вперемешку.
В больнице я находился уже пять недель, и хотя плечо уже фактически зажило, я до сих пор носил косынку не тревожа рану, хотя и стал в последние две недели аккуратно, под присмотром врачей приводить себя в форму. Дядя Жора постарался и поместил меня в самую дорогую клинику. Даже сейчас за мной наблюдали, врач и массажист, они стояли чуть в стороне, чтобы не мешать нам беседовать и внимательно следили за моей разминкой, чтобы я не покалечил себя.
Тогда после моего рассказа в палате повисла десятиминутная тишина. Я ни когда не врал родным, поэтому мне верили. Тем более весь мой рассказ подтверждала амуниция, форма и оружие. Было несколько забавно наблюдать за одинаковым сосредоточенным выражением лиц. Все-таки батя и дядя очень похожи. Близнецы все-таки. У них даже стрижка была одинаковая. В круг посвященных вступили еще дядя Жора Раневский, дед, тот самый Алексей Суворов, с прототипом которого я встретился на ТОЙ войне. Потом, брат матери, дядя Олег, контрразведчик, подполковник. Ну и напоследок, две недели назад в круг посвященных влез и Степан, а так как единственным моим условием было то, что я возвращаюсь обратно, то он поддержал меня обеими руками, решив отправиться со мной. После нескольких крепких затрещин от отца, дядя Жора резко отрицательно отнесся к этой идее, желание Степана только укрепилось.
По словам дяди Жени, водолазы обследовали место моего «утопления» очень тщательно и никуда не проваливались, так что он мол сомневается что у меня что-то получится. Дядя был у меня пессимист.
— Я же провалился туда, и вернулся. Раз один раз получилось, то и в следующий раз получится, — в отличие от него я пошел в отца.
К моему удивлению, несмотря на то, что многие не верили, что все получиться, со мной решили отправиться, еще четверо. Это отец, дядя Женя, дядя Олег и Степка. Причем готовились они очень серьезно. Мою форму тщательно изучили и по ней в костюмерных мастерских театра сшили полные копии, только знаки различия прикрепили в соответствие со своими званиями. Я по мере сил помогла им, рассказывая про тот мир. В общем, готовились серьезно, форма, оружие, опять таки реплики моего автомата, инфа на носителях и водолазное оборудование.
То, что мне так легко поверили ничего удивительного не было, сами все видели, да и я никогда не пятнал себя враньем. Отца только немного ошарашило, что он стал дедом и отцом трижды Героя Советского Союза, но в принципе информацию они все приняли довольно сдержанно. Военные, что скажешь. Удивило другое, они решили идти вместе со мной, причем в категоричной форме.
В общем, по форме получалось, три подполковника, два летчика, один госбезопасности. Один майор-десантник с общевойсковыми эмблемами, и младший лейтенант-летчик. Степка все-таки продавил свое решение. Батя клятвенно заверил дядю Жору, что он присмотрит за его обалдуем. Стёпка, как и я до попадания был первоклассным пилотажником, однако в бою это не то, что на тренировках. Несмотря на мои рассказы, которые он слушал с блестящими от возбуждения глазами, своего решения Степка не изменил. Информацию о тяжести войны он пропустил между ушей. Честно говоря я и сам хотел его взять, думаю война его изменит. Мне не нравилось его поведение в последнее время. Да, я на два года выбыл из современной жизни, но разница со Степкой двухлетней давности и прежним, существенная. Похоже, он пошел в разнос — это понимал и дядя Жора, поэтому его возражения не были особенно упертыми, понимал, что дальнейшее существование в этой разлагающей среде «золотой молодежи» может превратить его сына в подонка или еще чего хуже.
Меня особо не просвещали какую инфу собирали, оградив от волнений и проблем. После того как я рассказал что правительство СССР обо мне знает и откуда я, то похвалили, пожурив что рассказал о себе поздно. Так что оставалось только гадать, что именно собирали на носителях. Особенно старался дядя Олег, у него были выходы на архивы и он собирал что-то по своей тематике. Наверняка списки агентов противника готовил.
— Ты где так наклюкался? — поинтересовался я, и стал делать приседания с шумом вдыхая и выдыхая.
— С девочкой познакомился, вот в ночном клубе и поддали.
— Понятно. Я решил прогуляться по Москве, компанию не составишь?
— Лады. На машине или пешком?
— И так и так. Хочу посмотреть на дом, где квартиру получил, сохранился он или нет. Да и по другим местам проехаться. Интересно же. Потом к маме, она ждет.
Сходив в душ, там меня медсестра аккуратно протерла влажными салфетками, переодевшись в фирменную спортивную одежду, только один рукав оставил висеть свободно и, спустился вниз. У своей «бэхи» последней модели, облокотившись о правое крыло, скучал Степка, крутя на пальце связку ключей.
— Ну-ка, пусти инвалида за руль. Тем более ты выпил.
— А у тебя прав нет, — в ответ хмыкнул Степка, но связку кинул.
— Жарища. Лето какое-то аномальное, не находишь? — с прищуром посмотрев на стоявшее в зените солнце я открыл дверь, и сел в анатомическое сиденье.
— Угу, плавиться все… Включи кондер.
— Автомат… — я включил скорость и осторожно стронулся с места. Вторую руку я естественно тоже использовал, правда, не нагружая ее. В принципе рана уже закрылась, все-таки уже месяц прошел с момента ранения и можно было потихоньку нагружать плечо, чтобы оно пришло в форму, но массажист советовал делать это постепенно. Отправка в тот мир планировалась через две-три недели, так-что за это время я должен был прийти в норму. Надеюсь за два месяца, что я отсутствую в том мире, ничего существенного там не произойдет. Почему-то у меня была уверенность, что мы сможем перенестись туда.
— Да, различия той Москвы и этой, существенные, — со вздохом откинулся я на спинку кресла.
— Этот дом? — ткнул пальцем Степан в старый дом.
— Этот.
— Рам и стекол нет, похоже, под снос его. Странно, хороший дом. Сходишь?
— Нет, не хочется, поехали в парк. Прогуляться хочу.
Развернувшись, я направил машину к ближайшему парку, где мы с Анной так любили гулять в мои редкие появления в доме.
Оставив машину у тротуара, мы по одной из дорожек углубились в парк.
— Все не так, мой был ухожен красив, а тут стволы перекручены, заросло все. Люди другие… страшно. Знаешь Степ, если выбирать, где жить, я бы лучше остался там. Там… чище что-ли?
В эту минуту тишину разорвал женский крик:
— Помогите!!!
Я сразу же бросился вперед, чуть помедлив за мной застучал подкованными ботинками Степа. Что я в нем уважаю, несмотря на неумение драться, он всегда встает рядом со мной плечом к плечу, и про него можно с уверенностью сказать, что он не подведет. Если взять песню Высоцкого «Друг», то это про него.
Мы остановились на перекрестке, чтобы присушатся.
— Там… Скинхеды, — сплюнул он, ткнув пальцем в сторону группы обритых парней в камуфляже и высоких армейский берцах.
— Пошли, — скомандовал я, и уверенно двинулся к компании. Не помедлив не секунды, Степка последовал за мной.
Слегка гортанный, какой-то «немецкий» смех прозвучал от компании, судя по людскому водовороту в середине группы, там что-то происходило, и происходило что-то нехорошее. Парк в это время был тих и безлюден, так что парни чувствовали себя спокойно.
— Что тут происходит? — добавил в голос командные интонации. Что-что, а голос я поставить успел, у меня даже лентяи из летной обслуги со скоростью ракеты творить начинали.
— Вали куда шел, — последовал ответ от одного из заводил. Остальные окрысились и стали нас окружать. Парни расступились и я увидел кого они окружили, это были две девушки восточного вида.
Драться я не собирался, поэтому достав из-за пояса второй свой пистолет «Вальтер», который по моей просьбе вернул отец, он знал какое чувство беспомощности чувствовал солдат когда после войны резко остается без оружия, и взял на прицел говорившего. Суя по его виду и поведению, он тут был старшим.