Последняя часть фразы, может, звучала грубовато, но каждая мысль почему-то, не удержавшись в голове, вываливается на язык. Бабушка покачала головой и медленно поползла на кухню.
— Вика? Я тебя не слышу! Ох, ужасная связь… У меня всё хорошо! Надеюсь, у вас тоже.
— Всё плохо, — а вот и не буду плакать, а вот и не буду. — Мы бы тут умерли, а ты даже не заметила.
Щебечет, заливается голосок в трубке:
— Ничего не слышно! Ладно, я потом ещё позвоню, а может, как-нибудь заеду… Столько дел, столько дел! Auf Wiederhören!
Под ноги попалась сумка. А вон и книжка заговоров от Маланьи торчит. Как старушка там говорила? Найди сильное желание и попробуй — вдруг исполнится… А какое желание-то? Денег?.. Или чтоб самой популярной стать — лучше Катеньки?
В трубке уже гудки. И вовсе я не плачу, просто так получилось, что теперь вместе с коленками трясутся руки:
— Вернись ко мне. Пожалуйста, мам, вернись…
Глава XXV Баю-бай
Как показала практика, иногда ругаться с бабушками — полезная штука. В другое время жди ещё, пока спать завалится, а так — накачалась лекарствами, под завязку так, и дрыхнет. Ничего не стоит за дверь выскользнуть — и к соседу.
Ой, кто это в зеркале?! Я, что ли? Странная какая-то. И не в юбке же короткой дело, и не в отросших до середины спины волосах, лезущих в рот. Изменилось что-то ещё. Покосившись в сторону бабушкиной спальни, я включила свет — да, точно, не почудилось! Так уж получилось, что всю жизнь я жила недобрюнеткой — перешатенкой, с тем самым цветом волос, когда неясно толком-то ли чёрный, то ли коричневый. А тут — нате! Посветлели. Порыжели даже слегка, вон как блестят! Здорово. Оказывается, я тоже могу быть красавицей — самой настоящей!
Иллюзия развеялась, стоило привычно споткнуться о коврик у двери и потерять туфлю. Не, красивой рождаться надо, чтоб точно привыкнуть — все пялятся, все улыбаются, все на руках носят. Тогда и ходишь по — особенному, и говоришь по — другому. А я так. Пародия какая-то.
То и дело одёргивая юбку, — и как можно ходить в такой короткой тряпочке! — я вышла на площадку. Постучаться? Позвонить? А если соседи услышат? Настучат потом бабке, что дорогая внученька по ночам шастает — будет по шапке…
А, ну её, эту бабульку! Пусть желчью подавится. Ах, жаль, что нет с собой баллончика с краской — вот бы классный портретик забацать на стене! Светлану Николаевну в полный рост, и чтобы с пеной изо рта, да с глазами, как у лягушки… Ну — ка, а может, это как-нибудь наколдую. Я поводила рукой туда — сюда, будто рисуя воображаемую картинку. Не вышло. Предсказуемо.
Панически замигала засиженная мухами лампа. Раз, два — погаснет, три, четыре — вспыхнет. Так, Вика, вдохни глубже, не бойся, ты же ведьма, ты крутая, в конце концов, вон, Костяну вшей подселила! Значит — можешь чего. Шаг назад, раз, два. Второй шаг, три, четыре. А в темноте кто-то шепчет, и Руська за дверью орёт дурниной. Нет бы куску кошатины заткнуться! Тут же ходит кто-то, точно, ходит. Ещё шажок, раз, два… Да где же эта идиотская дверь?! Три, четыре… свет?.. Где свет? Почему не загорается?!
И тут меня схватили за плечо.
Конечно, я завизжала. На вас бы посмотрела! На словах-то все Д’Артаньяны. Правда, как заорала, так и заткнулась, потому что над ухом послышался голос Светозара:
— А вот и ты. Мы тебя ждали.
И свет зажегся, как по заказу. Здравствуй, родная пустая площадка безо всяких потусторонних силуэтов и голосов. Гадай теперь-то ли и правда что-то рядом бродит, то ли уже паранойя.
Распахнулись двери, и я отшатнулась — показалось, будто сверху падает шуба. Но у «шубы» оказался бодренький голосок Маланьи. Взбив растрёпанные волосы, старушка улыбнулась, широко — широко:
— Чего, пробовала колдовать, с книжкой-то? Ой, не пробовала! По глазёнкам вижу — не пробовала!
— Возможно, оно и к лучшему, — Светозар подёргал ручку: проверяет, наверное, закрыл или нет. — Всякий маг привлекает к себе внимание… весьма опасных личностей. Это если не считать потусторонние сущности.
Маланья сморщилась — как лимон лизнула, без сахара:
— Ужо засветились, родненькой! Пужают только так! Машиной, вона, нас задавить удумали. Ох я бы их, да до донышка…
С прошлого раза ничего не изменилось: все вещи на тех же местах валяются, а вон и знакомый торшер. Будто и не жилая квартирка вовсе, а вроде как в детективах — конспиративная. Или как там это называется? Мимо деловито протопал таракан: освоился, смотрю. Некстати вспомнилось: я в юбке. И она могла задраться. Проклятье, да у таракашки больше уверенности, чем у меня!