Наша школа была основана моим отцом еще до моего рождения. Тогда на стене, окружавшей ее, гордо красовалась надпись, выведенная красными буквами «Школа Хушаль». Теперь этой надписи не было, но мы, девочки, по-прежнему ходили в школу шесть дней в неделю. Мне исполнилось пятнадцать, я занималась девятый год. На уроках мы составляли химические уравнения, изучали грамматику урду, писали по-английски сочинения на всякие назидательные темы вроде «Поспешишь – людей насмешишь» и рисовали схемы кровообращения у человека. В большинстве своем мои одноклассницы хотели стать врачами. Трудно представить, что кто-то видел в нашей школе угрозу. Тем не менее за глухой стеной, в шумной безалаберной Мингоре, главном городе долины Сват, правили талибы, которые считали, что девочкам учение ни к чему.
Утро началось как всегда, хотя и немного позднее обычного. Так как шли экзамены, мы должны были быть в школе не в восемь, а в девять, чему я была очень рада. Я любила поспать, и сон мой не нарушали ни крики петухов, ни призыв к молитве. Наконец отец решил, что меня пора разбудить.
– Пора вставать, – говорил он, подходя ко мне. – Хватит нежиться, джани мун.
По-персидски «джани мун» значит «родная душа». Чаще всего отец звал меня именно так.
– Еще несколько минут, аба, прошу тебя, – бормотала я, пряча голову под одеяло.
После этого в комнату входила мама.
– Пишо, – окликала она.
Слово это значит «кошечка». Так мама называла меня с рождения.
Тут до меня доходило, что уже поздно.
– Бхаби, я опаздываю! – кричала я, вскакивая с постели.
Согласно нашим обычаям, человек считает братом каждого мужчину и сестрой – каждую женщину. Так у нас принято относиться друг к другу. Когда отец впервые привел маму в школу, все учителя называли ее бхаби, что значит «жена моего брата». С тех пор так и повелось. Мы все стали звать ее бхаби.
Я спала в большой комнате в передней части дома. Вся ее обстановка состояла из кровати и шкафа, который я купила на собственные деньги, полученные за участие в кампании за мир в нашей долине и право девочек на образование. На полках стояли золотистые пластиковые кубки и другие призы, которые я получила за успехи в учебе. Всего два раза я не смогла стать лучшей ученицей в классе, уступив почетное место своей сопернице, девочке по имени Малка-и-Нур. Я была полна решимости не допустить ее победы в этом году.
Школа располагалась неподалеку от нашего дома, и раньше я возвращалась оттуда пешком, но с начала нынешнего учебного года стала ездить на автобусе вместе с другими девочками. Поездка занимала всего около пяти минут. Автобус шел вдоль зловонной реки, куда горожане швыряли всякий мусор, затем мимо гигантского рекламного щита Института по пересадке волос доктора Хумаюна. Тут мы неизменно отпускали шуточки насчет того, что один из наших учителей, на лысой голове которого неожиданно пробилась робкая поросль, стал клиентом этого заведения. Ездить на автобусе мне нравилось – во-первых, не приходилось потеть, шагая под палящим солнцем, во-вторых, я могла поболтать с подругами и шофером по имени Усман Али, которого мы все звали Бхай Джан, что значит «брат». Он был большим весельчаком, и мы смеялись до слез, слушая его невероятные истории.
Я стала ездить на автобусе, потому что мама не хотела, чтобы я ходила по улицам одна. Весь год нам угрожали. Иногда мы получали анонимные письма, иногда угрозы печатали в газетах, иногда их на словах передавали нам люди. Мама боялась за меня, но я была уверена, что боевики Талибана не будут сводить счеты с девчонкой. Куда сильнее, чем за себя, я тревожилась за отца, ведь он постоянно выступал против талибов. Его близкий друг и единомышленник Захид Хан был тяжело ранен в августе этого года. Убийца выстрелил ему в лицо, когда Захид шел в мечеть на молитву. Я знала, что отец слышал со всех сторон: «Будь осторожен, ты следующий».
По нашей улице автобус не ходил, и, возвращаясь домой, я выходила у реки, открывала железную калитку и по каменным ступенькам поднималась на другую улицу. Если на меня нападут, то непременно на этих ступеньках, считала я. От отца я унаследовала буйную фантазию и иногда на уроках, позабыв про объяснения учителя, представляла, как по пути домой меня подстерегает боевик. Как же мне поступить тогда, размышляла я. Может, стоит снять с ноги туфлю и ударить его прежде, чем он успеет выстрелить. Но если я так сделаю, между мной и террористом не будет никакой разницы. Наверное, надо попытаться его переубедить. Сказать что-нибудь вроде: «Хорошо, стреляйте в меня, но прежде выслушайте. Вы совершаете ошибку. Я ничего не имею против вас лично. Я просто хочу, чтобы у всех девочек была возможность ходить в школу».