– Двенадцать десять, чуть больше полутора часов, должна успеть.
Взяв узелок, Оля вылезла из карьера и, бросив прощальный взгляд на темное зеркало озера, пошла к железной дороге через пустынную посадку. Выйдя из посадки с тыльной стороны хозмага, спрятала узелок в кустах и направилась в магазин, где купила хозяйственную сумку, молоток без ручки, набор английских булавок и гвоздодер. Ручку к молотку изобретательные советские граждане должны были сами вырезать из подходящего куска ветки. «Но и без ручки, – подумала Оля, – этой железякой можно сделать много полезного». Сложив узелок в сумку, Ольга бодро направилась по тропинке вдоль полотна обратно в город.
Идти нужно было от силы двадцать – тридцать минут быстрым шагом. Без десяти час Оля уже оказалась неподалеку от своего дома. Пройдя дворами, нырнула в черный ход Ростикового подъезда и на лестнице чуть не столкнулась с Наташкой, которой она уже пару раз цеплялась в волосы за то, что та лезла к Ростику. Испуганно вскрикнув, Наташка пулей полетела наверх и скрылась в своей квартире этажом выше. Открыв ключом Ростика входную дверь, глянула в пустой общий коридор и быстро прошла к двери в каморку, где Ростик жил с отцом и матерью. Один из его братьев сидел за грабеж, а второй переехал в Днепропетровск.
Ключ в замке каморки повернулся легко. Забрав все из тайника в хорошо знакомой ей комнате и закрыв за собой двери, Оля вышла через парадный ход и направилась к своему подъезду. В подъезде пошла к ведущей вниз деревянной лестнице и спустилась в кромешной тьме в подвал, разбитый на множество каморок. Поскольку карточки на основные продукты питания отменили лишь в начале этого года, никаких заготовок и ничего ценного в подвалах никто не держал, даже замки на каморки никто не ставил. Любую закрытую дверь тут же взламывали несознательные личности, с которыми никак не могло справиться Советское государство. Им было интересно, что же запрятали глупые граждане в таком легкодоступном месте.
В одной из каморок с выбитым окном была оборудована ее нычка, там Оля хранила свои ценности и деньги, которые ей перепадали за различные криминальные дела. Самыми удачными были грабежи пустых квартир. Ростик потом через своих знакомых сбывал краденое и выделял ей определенные деньги. Самые хорошие или зимние вещи, которые удавалось купить на «заработанные», Оля не рисковала заносить домой, поскольку мать или отчим вполне могли все продать и оставить дочку голой.
Оля сняла лифчик, пару раз обмотала куском полотна грудь поверх майки, чтобы не торчала, быстро переоделась в шмотки Ростика. Он был чуть выше ее, но с помощью английских булавок девушка быстро укоротила брюки и рукава куртки, спрятала короткие волосы под широким картузом и, положив во внутренний карман куртки гвоздодер, вышла через черный ход. Дворами пробралась на улицу, копируя походку Ростика, направилась в сторону описанного им дома. Через десять минут, выйдя на нужную улицу и сверившись с номерами, зашла в большой арочный подъезд, ведущий в четырехугольный двор, окруженный со всех сторон домами. Сразу определив нужное направление, обошла по дуге детскую площадку и скамейки со старушками, нырнула в подъезд и быстро спустилась к черному ходу. Взглянув на него, облегченно вздохнула: дверь оказалась закрыта так, как описал Ростик. В створку двери и в дверную коробку были забиты большие скобы, через которые пропустили кусок железной цепи, соединенной в кольцо навесным замком.
Не трогая конструкцию, Оля вытащила гвоздодером одну из скоб, а затем затолкала руками на место. С виду ничего не изменилось, но теперь, если толкнуть цепь через неплотно закрытый проем в правильном направлении, скоба вылетит и дверь откроется. Если просто толкать дверь, скоба будет держаться, цепь потянет ее в сторону. Крайне довольная грамотно проведенной операцией, Оля поспешила к выходу. Вылетев из подъезда, чуть не сбила с ног бдительную старушку, которая попыталась перекрыть дорогу:
– Вы к кому, гражданин?
– К Степанычу, гражданка, – на ходу буркнула себе под нос, огибая бабулю по дуге и двигаясь в сторону выезда со двора.
– К кому, к кому? – не унималась бдительная соседка.
– Да пошла ты… к доктору, глухая тетеря! – не прекращая целеустремленного движения, порекомендовала старушке Ольга.
– Хулиган! – сделала окончательный вывод бабуля и шустро нырнула в подъезд искать признаки причиненного ущерба.
В тринадцать сорок, обогнув по дуге знакомых старшего поколения, которые в свою очередь не горели желанием общаться с Ростиком, Оля нырнула через черный ход в подвал. В тринадцать пятьдесят она уже шагала в сторону здания, адрес которого был указан в повестке. Впрочем, здание это в городе любой нашел бы и так. По дороге, в аптеке, купила порошки аспирина. Кто его знает, как там, в милиции, дело обернется. Предусмотрительность и стремление прогнозировать незаметно становились главными чертами ее нового характера.
Предъявив повестку дежурному на входе, Ольга остановилась – пришлось ждать, когда следователь придет за ней на проходную. Он пришел такой же хмурый и худой. Завел ее в кабинет и усадил на стул, привинченный к полу посреди комнаты.
– Рассказывай, – коротко обронил, описывая круги вокруг нее. Оля старательно вращала головой.
– Я все вспомнила, товарищ милиционер! В воскресенье, двадцать первого апреля, была на свидании с Ростиком. Ну и он, впервые за все время, что со мной водится, пообещал жениться, как только мне шестнадцать стукнет. Видно, от волнения у меня, когда домой возвращалась, в голове закрутилось, вот я и ударилась. Бытовая травма, товарищ милиционер, никого из посторонних рядом не было.
– Бытовая травма, говоришь. А откуда ты такие слова знаешь?
– Ростик сказал.
– Сегодня Ростика своего уже видела?
– Видала, товарищ милиционер, правда, недолго, убежал куда-то, сказал – дела у него. Велел после четырех часов во дворе ждать.
– Какие у него дела?
– Он мне про свои дела никогда не рассказывает. Говорит, что я дура, всем все выбалтываю.
– А что еще говорил?
– Говорил, если вы меня вжарить захотите, чтобы я не выдрючивалась и внимательно рассмотрела, какие у вас особые приметы на теле есть, а потом бы ему рассказала.
Следователь буравил ее глазами, и взгляд не обещал ничего хорошего.
– Совсем нюх потерял, сучонок. А скажи, Стрельцова, это он сам придумал или советовался с кем-то?
– Как я ему сообщила про повестку, так он сразу велел мне сделать то, что я вам рассказала.
– Хорошо, Стрельцова, так и напишем, как ты тут пропела. – Следователь заскрипел карандашом. – А что, Стрельцова, ты совсем врать не умеешь?
– Нас в школе учат, что врать нехорошо, товарищ милиционер. Враньем – полсвета пройдешь, а назад не вернешься. Комсомольцы никогда не врут!
– А ты разве комсомолка?
– Нет, не приняли меня. Но я стараюсь во всем быть похожей на комсомольцев.
– Понятно. Расскажи еще что-нибудь, Стрельцова, пока я пишу, чтобы нам не скучно сидеть было.
– Отчим мне проходу не дает, лапает и пристает, хоть домой не появляйся.
– Так напиши заявление, мы его мигом приструним.
– Мать сказала, если я на него пожалуюсь, на порог не пустит. А еще я будущее знаю. Вот всем говорила, что с Нового года карточки отменят, никто мне не верил. А их отменили! Не все, правда, остальные осенью отменят. А еще в этом году шахтер по фамилии Стаханов трудовой подвиг совершит и о нем вся страна узнает.
– Ты вот что, Стрельцова, об этом лучше никому не говори, а то положат тебя в психушку, поняла?
– Нет, товарищ милиционер, не могу я. То, что я знаю, нужно нашей Родине. Я напишу и отправлю письмо товарищу Сталину. – По мере того как она говорила, лицо следователя теряло свое флегматичное выражение, он смотрел на нее с удивлением, как будто видел впервые.
– Все мне казалось, что ты хитрая сyчка и просто дурочку из себя корчишь… Ладно, Стельцова, есть у меня приятель, малолетней шпаной занимается, попрошу его, может, он тебе поможет. На, читай протокол, тут напишешь: «С моих слов записано верно». Дата и подпись.
После того как Оля с отмеченной повесткой вышла из кабинета, следователь долго смотрел на закрывшуюся дверь. Он ничего не понимал, и это раздражало до зубовного скрежета. Его совершенно не успокаивала мысль, что все, связанное с ней, выеденного яйца не стоит и у него есть масса более важных дел. С девкой было что-то не так. Чаще всего ему казалось, что она наглая стерва, которая это не особо скрывает и прикидывается дурочкой. В иные минуты следователь был уверен, что у нее серьезные проблемы с головой. Но последняя фраза, даже не столько сама фраза, сколько то, как она была сказана – без фальши, без патетики, по-взрослому, – перечеркивала все остальное.