— Это должно быть исключительно женское мероприятие! — высказалась Геля. Ее диплом был посвящен теме женского образа в «Молоте ведьм» и в средневековье, в целом.
— Ну, пойдет, только если все исторические детали будут соблюдены! — таким было мнение Сони, специализировавшейся на средневековом менталитете, отображенном в «Молоте», как историческом источнике.
— Надо добавить трапезу, согласно обряду. Сонь, а что ведьмы ели? — у Наташки диплом был посвящен теологическим вопросам. Она уже завязла в них по уши, но как-то продиралась сквозь муторные изречения Фомы Аквинского и Блаженного Августина. Ей всегда удавалось найти для себя неудачное место приложения сил.
— Нежненькое мя-яско некрещеных младе-енчиков! — утробно взвыла Соня, подражая плачу малютки-привидения.
Все развеселились, заоблизывались, плотоядно зачмокали и мечтательно закатили глаза.
— А это проблема, — призадумалась Света. — Кого мы принесем в жертву и чью будем пить кровь? Как это сделать?
Идея, родившаяся в Светиной заумной головушке как познавательное мероприятие, обсуждалась сначала приватно, в квартире ее родителей. При этом разговоре, как и при всех остальных, в комнате вертелся ее брат Федор, десятилетний щуплый и шкодливый пацаненок. Они с сестрой были вынуждены делить одну комнату, поэтому пятеро давно привыкли к присутствию Федора. Довольно часто разговор заходил слишком далеко, и опомнившись, что в комнате находится еще одна пара любопытных ушей, болтушки осекались и хихикали. К чести Федора, следовало отметить полное отсутствие у мальчишки нездорового любопытства, а также тенденций к шантажу и элекментарному ябедничанью. Обычно он пребывал в своем мире, со своими мыслями, книгами и планами.
Тем временем, пока Света раздумывала над собственным вопросом, остальные вспоминали, что знали о черной мессе.
— Нужны черные свечи, черный кот, которого надо целовать в зад.., — сообщила Наташка.
— Я не буду! — отозвалась Геля. — Потому что он самец, а значит — то же, что и мужчина. И потому что у кошек бывают глисты! А я и так худая!
— Да, уж солитера ты не потянешь! — хихикнула Ира и, вернувшись к своей обычной серьезности в вопросах религии, изрекла: — Это вообще дурацкая затея. Она оскорбительна для чувств верующих и принижает саму идею христианства в глазах иноверцев, коих у нас на курсе предостаточно!
— Из песни слов не выбросишь... — Соня хотела уже поспорить по поводу идеи христианства в историческом аспекте.
— А еще, — вмешалась Геля, — алтарем должна служить голая баба. То есть, ее живот. А чашу ставили...
— Знаем, знаем! — перебила Светка. — Из чаши пили жрец и сама эта голая, а потом они совокуплялись! Федор, заткни уши!
Брат оставил свои дела и засунул руки в карманы шорт.
— Нужны мне ваши глупости, — пробубнил он.
— А! — встрепенулась его сестра. — Я теперь знаю, кого мы съедим на шабаше! — она вытянула указательный палец в сторону надутого мальчика. — Ты, Федор, будешь у нас изображать некрещеного младенца!
Пятеро взвыли, затрясли над головами растопыренными пальцами, скорчили ведьминские хари, насколько у каждой хватило фантазии, и стали медленно и неотвратимо надвигаться на будущую жертву. Федор, который неоднократно подвергался осмеянию, запугиванию и щекотанию, неожиданно серьезно отреагировал на действия мучительниц. Он попятился от них в сторону двери, покраснел, на глазах выступили слезы.
— Съесть его! Выпить его кровь! — взвизгнула разгулявшаяся Соня.
— Съесть его, съесть его, выпить кровь, съесть! — подхватили остальные ведьмы, будто и впрямь черт вселился в них — они не могли остановиться, хоть уже и заметили странную реакцию Федора.
— Не надо! — выкрикнул испуганный не на шутку мальчуган и, зарыдав, выбежал из комнаты.
Расшалившиеся девчонки застыли в своих ужасных позах и с перекошенными лицами. Потом они приняли нормальное обличие и переглянулись.
— Что это с ним? — озвучила удивление всей компании Геля.
— Вот чудо! — хмыкнула Светка. — Пойду его притащу! Пусть сопли утрет.
Слезы брата всегда вызывали сочувствие в ее отзывчивом сердце. В сущности, они почти не ссорились и не дрались, как множество других детей в других семьях. Скорее всего, сказывалась большая разница в возрасте. Ведь Света была уже взрослой девушкой, а Федя всего-навсего ребенком.
Она нашла брата в кухне, под столом. Он продолжал тихо, испуганно плакать. Светка влезла под стол, согнувшись в три погибели. Ей, с ее ростом в сто семьдесят восемь сантиметров, это далось нелегко.
— Федор, — она протянула ладони к его мокрому лицу с красным шмыгающим носом и несчастными темно-серыми глазами. — Ну что ты? Мы же пошутили! Прости нас, слышишь?
Первоначальный, не поддающийся объяснению страх, такой сильный и непреодолимый, стал отступать. Теперь Федор скорее злился на сестру и ее подруг за то, что из-за их глупой выходки расплакался как маленький. Он сначала попытался оттолкнуть руки девушки, но привык доверять Светке, которая частенько мазала йодом его разбитые коленки и покрывала от родителей кое-какие шалости. Он милостиво позволил сначала обнять себя, а потом и вытащить из-под стола.
— Не пойду к ним! — буркнул он, когда сестра вытерла его лицо. — Они меня дразнят. И я не младенец и нечего меня есть!
— Дразнят немного, — согласилась Светка. — Но плохого тебе не хотят! А раз ты — мужчина, а не младенец, то должен быть сильным и снисходительно относиться к глупым шуткам.
— Как это?
— Посмеяться вместе с нами и не принимать близко к сердцу, — она смотрела на брата улыбаясь, чувствуя, что ее улыбка вот-вот отразится на его лице. — Докажи, что ты не младенец, и подыграй нам!
Федор еще подулся немного, только чтобы набить себе цену и показать, насколько тяжело далось ему это решение. Наконец его губы дрогнули, и он ответил на улыбку сестры.
— Ладно! Увидишь, какой я взрослый. Только я не хочу изображать младенца!
«Ну вот! — раздосадованно подумала Света. — Опять за рыбу деньги!»
Она повела мальчика в их общую комнату, пытаясь по дороге придумать аргументы соблазнения и вовлечения Федора в еще не продуманное действо.
А когда идея приняла законченный вид плана, неожиданно оказалось, что она выглядит не так, как была задумана. Пятеро были обычными девчонками, они любили поговорить с однокурсниками. Вскоре все знали, что готовится грандиозная вечеринка на Вальпургиеву ночь. Студентам истфака не надо было уточнять, что это означает шабаш ведьм в ночь с тридцатого апреля на первое мая. Само собой решилось: будет костюмированный бал, дискотека и даже буфет. А где еда — там и выпивка, а где выпивка — там и все остальное! В общем, когда Наташка написала сценарий мероприятия таким, каким его задумали пятеро, и Геля с Соней пошли в профком договариваться о помещении, аппаратуре и мелочах на вечер, их встретили уже подготовленные общественным мнением люди. Председатель профкома сказал:
— А, это вы! Ждем, ждем! Это сценарий? Зачем? Лекция об обрядах средневековья и роли женщины в средневековом обществе? Кому это нужно?! Значит, так. Мы выделяем деньги на бутафорию, метлы возьмете у завхоза. Помогать в организации будут первокурсники — им дадите задания. Ну, там пару номеров на сцене... Декорации пусть сделает Гарик Симонян. Дискотека будет в актовом зале, лекция отменяется. Все и так в курсе.
— Это будет не так! — воспротивилась Геля. Она терпеть не могла председателя профкома за его большую и чистую любовь к мужскому полу и оголтелыий бюрократизм. — Это вам не просто вечеринка. И не дискотека вообще! Мы сделаем познавательное мероприятие. Мы историки, а не спортфаковцы. Нас объединяет не дурное дрыганье в темноте, а интерес к истории, к науке...
— Милая девушка! — парировал председатель. — Никто на ваши лекции не пойдет. Ваш дутый интерес к истории и науке не оправдает возложенных надежд. Кроме того, студент есть студент. Хоть со спортфака, хоть с истфака! Мы вам дадим поддержку только на реальное мероприятие, на которое придут студенты, много студентов! А не три ботаника, включая вас!