Глава 17. 17.2. Казнить нельзя помиловать.
Богдан
Оглядываюсь на Чернову.
Смотрит на меня так, словно впервые видит. Ни одной эмоции, ни тени какого-либо чувства, и это мне как-то не по кайфу.
Ее равнодушие выносит мозг. Пусть уж ненавидит.
Как раньше говорилось: "От ненависти до любви...."
Сам себя торможу. Заносит.
Нам с ней нельзя: по сути, мы враги... кровные.
Хреново будет, если об этой фигне, что творится у меня в голове, узнают родаки. Мать - та точно ор поднимет. Об отце - не хочу и представлять - Игорь у него всю жизнь перед глазами...
И все же до колик хочется залезть Черновой в голову и узнать, что у этой балбески на уме.
Любопытство зудит с самого их неожиданного появления с Морозовой.
Явились вместе и молча, после короткого стука в дверь.
Снежанка осторожно-настороженно, картинно выгибая брови домиком, а Чернова с каким-то полным пофигизмом, словно ее уже все достало.
Такой нежданчик меня, конечно, спас.
Ведь Головняк, измеряя огромными, решительными шагами свой кабинет, только-только закончил читать лекцию об аморальном поведении старших школьников, включая естественно и наш 11Б . Когда, наконец, остановился напротив "пристыженной" особи и уже с готовностью настроился слушать горячую исповедь, нас прервали.
Вздохнул я с облегчением. Проблема состояла в том, что текст исповеди еще не придумал.
Откинувшись на стол с суперсовременным принтером и с кипами распечатанных документов, и на ходу придумывая что ему сказать, открыл было рот... и быстро закрыл.
Оба разглядывали явление народу... вернее, его возвращение!
Да еще двойное явление...
Да еще пара самых, что ни на есть антагонисток в школе.
Хмыкаю, качая головой. Наверное, даже с долей восхищения.
Ну, не получается злиться на эту рыжую.
От слова "совсем".
Что ни говори, а зажгла своими выходками Чернова нашу рутинную школьную жизнь...