- Ты знаешь из – за кого все? Ты сама говорила, что все сделаешь, чтобы вышвырнуть этих… Вот и я этим только и занимаюсь! От твоих потуг никакого проку.
- Замолчи сейчас же… Нас слышат все соседи. Отец может приехать в любую минуту….
- Пусть слушают, они такого же мнения! И папочка пусть приезжает. Он ведь любит меня! – Голос срывается. - Мама, он не сможет меня заставить пройти такое унижение!!! Да еще вместе с Ним и этой сволочью!!!!
- Снежана, перестань орать, говорю!!! И смирись. Все уже решено… Я могла бы попытаться отговорить отца, но теперь он и на меня злой. Подойти опасно. Вы с друзьями виноваты сами. Надо как-то хитрее быть!.. Придется расплачиваться. Все, кто был в Зале собраний, решили так. Даже если Боря смягчиться в отношении тебя, ему нельзя будет идти на попятную. Это плохо отразиться на его политической деятельности…
Снежанка со злостью бросает в мать диванную подушку и выбегает из того помещения, где они обе находились. Тамара Морозова расстроенно махает рукой ей вслед и разворачивается к окнам.
Я быстро закрываю свое. Женщина в этот момент, наверное, услышав звук, поднимает испуганно глаза и встречается со мной взглядом. Последнее, что я замечаю, отходя в глубь гостиной, это ее кулак в мою сторону.
Скорее всего, поняла, что я все слышал.
- Богдан, зайди в кабинет отца. Он звал тебя, - снова кричит мне мама, но уже немного напряженным голосом.
- Зачем?
- Узнаешь.
А-а… И так понятно. Залет на залете…
Понуро плетусь к предку.
Подготовиться к разговору не успел, только переоделся после длинного дня в школе.
Открываю тяжелую лакированную дверь, вхожу.
Кабинет военного человека. Аскетически обставленный и все как-то по-мужски, сильно и гнетуще. Гнетуще для остальных членов семьи, не для хозяина. Подполковник в отставке, боевой офицер и сильный мужчина – мой отец – всегда чувствовал себя здесь более комфортно, чем в остальных частях дома. Тут был его личный штаб и место, где его никогда не беспокоили без особого разрешения.
- Отец, ты меня звал? – стараюсь говорить громко и четко.
- Да, - последовал краткий ответ.
Отец стоял около окна. Руки за спину. Ко мне не повернулся.
- Ты тоже не доволен наказанием, которое вам выбрано? – прозвучало сухо с морозцем в тоне.
- Оно … неожиданное…. – тяжело сглатываю.
Поворачивается, устремив свой тяжелый взгляд, схожий с ястребиным, прямо на меня.
- Я четко и понятно спрашиваю, отвечай так же!
- Нет, не доволен! Но, уверен, от того, что я думаю и чем доволен или не доволен, ничего не изменится. Решение уже принято. Вы же с ним согласились?!
- Конечно. Другого не было. Лишь исключение из школы! Орлы!!! – голос отца стал повышаться. - Как ты мог участвовать в этом низком извращении??? Как ты мог касаться этой девки? Обнимать и ласкать ее? Твой брат переворачивается в своей могиле!!!
- Отец!.. Слушай…
Облизываю сухие губы, хочется оправдаться, но соответствующих доводов сразу не нахожу.
- Заткнись, щенок! В нашей семье никогда не было грязи и мерзости. Понятно тебе? Подлость - это удел других, - снова отворачивается к окну, сжимая и разжимая до сих пор крепкие кулаки. Он всегда так делал в гневе, стараясь взять себя в руки. – Ты внук генералов, сын военного, брат военного…. Ты способен и имеешь право ненавидеть, но подлости совершать не можешь. Ни сам, ни в компании… таких же балбесов.
- Отец, ты совершенно прав. Я сам понял это почти сразу, но было уже поздно, - хриплю от волнения. – Ты же знаешь, я признался во всем, но еще постарался не подставить друзей. Просто не мог, пусть они сами решат для себя нужно ли им раскаиваться в содеянном или нет.
Отец снова посмотрел на меня.
Гнев в глазах начинает угасать. Тело под одеждой расслабилось.
- Богдан, рад это слышать. Ты прав, что признался сам и не потянул за собой остальных. Правда все равно вышла наружу. Тебе же очко. Драки только эти бестолковые… в кучу… Как с ума вы там посходили!? И семьи свои взбудоражили, и школу.
Зажмуриваюсь, все же стыд пробивает.
Утыкаюсь в ворот свитера и жду продолжения. Задумчивость отца говорит, что он не закончил.
И точно, не ошибся.
- Сын,.. - начинает отец совсем уже другим тоном. Прямой, как на параде, замолкает на полминуты и затем снова продолжает говорить, резко и с горечью: - Лебедевы в прошлом испортили нам жизнь. Из-за них ушел на тот свет Игорь, который влюбился в Марию еще в школе и не смог затем простить ее предательство, ища смерти под пулями в Чечне. Многие полны ненависти из- за того, что вместо здорового сына мы обнимали цинковый гроб и плакали над письмом от его командира. Все любили Игорька и до сих пор солидарны в нашей обиде и ненависти к этой семье. Даже чересчур, признаюсь тебе… Но это ладно! Послушай, мать твоя и я извелись после того, как эти две снова вернулись. Нет уже Марии и ее отца… но старые раны снова открылись и болят, как и прежде. Дня не было, чтобы мы не думали о том, что сделать или к кому обратиться за помощью в выдворении их из города насовсем. Ведь это как соль, как кислота, разъедающая наши сердца и память. Я и Наталия вспомнили всех знакомых и незнакомых. Но, Богдан, без подлости и насилия! Это непозволительно. Не считая того, что Дарья и ее внучка – женщины, слышишь!