Мы ржем, притулившись по бокам коридора, ожидая своей очереди затащить груз на склад.
Ромыч шепчет тихо, что не против, чтобы это подольше продолжалось.
Как ни крути, время идет, а мы сидим. Там, гляди, и часы отработки кончатся.
По- чесноку, задолбался тягать эти махины!
Согласен с другом.
Руки горят, а спины, не привыкшие к тяжелой работе, ноют уже не по хилому.
А в брошенных классах половина еще осталась…
Криво усмехнувшись в сторону набыченных Женька и Антона, которые сейчас получают по полной и старательно дергают злополучный предмет школьной мебели, подмигиваю остальным парням, давая знак удобно располагаться и передохнуть, коль выдался момент.
Усаживаюсь на парту и, не обращая внимания на ругань и бестолковые потуги завхоза, пытаюсь хоть чем-нибудь развлечься. Склонив на бок голову, с некоторым интересом всматриваюсь в многослойное граффити девяностых.
Даже не представлял, что оно могло быть таким разнообразным и несущим столько разноплановой информации. По мере того, как я вчитывался в эти отметины от прошлого поколения, настроение у меня конкретно поднималось, как говориться - «вошел в поток». Тут, оказывается, можно было и побайтить («заимствовать», молодеж. – прим. авт.) и даже понять некоторые моменты жизы.
Одно такое, к примеру:
«Не черти телкам засосы – это прямо попадосы» или «Хочу на юг!», далее другая «Я тоже хочу! Давай с матеши сбежим».
Одна в укромном углу мне тоже по кайфу:
«Хочу домой!», а рядом – «А я замуж!».
Кто-то сейчас из наших мамаш уже и не рада, что так хотела…
Губы сами растягиваются в улыбке. Особенно из-за многообразия и живости некоторых изображений. Кое-что не меняется никогда!..
- Ты чего там?.. – непонимающе толкает меня Ромка. – Клад нашел?
- Может и клад… - смеюсь, пальцем тыкая в одну из надписей по хлеще. – Смотри и учись! Как-то даже лампово… («теплый, ностальгический», молодеж. – прим. авт.)
Ромыч щуриться, склоняясь к парте. Разглядывает ее со всех сторон, читает и ржет. Видать проникся.
Опустился на корточки и полез даже под столешницу.
- Тебе что, делать нечего?! Иди вон лучше потолкай гвоздь программы, – прикалываюсь, косясь на дверь с затором.
- Ты не в курсе, что самое криповое всегда в тени?!
- Ага, или сопливое…правда, сухое теперь… - морщусь, представляя, что можно обнаружить на внутренней стороне парты.
- Охренеть. – Голос из-под парты. – А зря ты сюда не заглянул… Ой!..
Звук удара.
- Блин, не развернешься… - Неожиданно затихает и чуть слышно присвистывает. - Ни фига се!!! Глянь, чего я нашел!
- Чего там? Гнуться неохота.
Друг ныряет дальше, видны только плечи.
- Камон, друган. Уверен, ты оценишь!!! – упорно зовет снизу.
Чуть заметный напряг в голосе Другина уже интригует.
Опускаюсь к нему, щелкая коленями. Просовываю голову.
- Что???
Сдвигает плечо в сторону и указывает пальцем на один из полустертых рисунков на внутренней шершавой поверхности парты. Не заметить его было невозможно. Художник явно в него вложился, разрисовав чуть ли ни половину поверхности.
- Во! Смотри… Такое ощущение, что кого-то напоминает!..
Руслан подушечками пальцев проводит по синим линиям от авторучки какого-то бумера.
Долго всматриваться не пришлось.
Рисунок являл лицо девчонки, изображенной в пол оборота и с нежной улыбкой на пухлых губах.
Сердце делает скачок и, вбиваясь в ребра, останавливается. От неожиданности и сам дергаюсь, со всего маха бодая парту до боли.
Без сомнения, лицо было знакомо.
Только, конечно, не оно само, а какие-то отдельные черты: разрез глаз, пухлость губ и овал лица. И эти самые черты, уже глубоко засевшие в моей душе, будили внутри неуправляемый смерч из чувств.
Отталкиваясь на носках, отскакиваю от парты. Хватаю за капюшон олимпийки Другина и грубо вытаскиваю его за след. Тот шарахается, недоуменно вытаращившись на меня. Наверное, кое-кто тоже замечает мою неадекватность.
Наплевать!..
Хватаю парту двумя руками и, не замечая никого вокруг, бахаю ее на пол, верхом вниз.
Звук получается нехилый, но мне плевать.
Стою и сверху смотрю на синее лицо. Оно тоже на меня смотрит, и ощущение такое, что у нас поединок взглядов. Голова кругом…
- Белов, ты охренел что ли? – голос за спиной приводит в чувство. Палыч.
- Он нечаянно уронил, Андрей Павлович, - оправдывается Ромка. Я не отвожу взгляда от изображения. – Сейчас поднимем. Сейчас! Дан…
Тормошит меня.
- Да. Сейчас поднимем, - отвечаю на автопилоте. Хочу обернуться к Палычу, но талантливо изображенные девчоночьи глаза не отпускают.
Лишь чуть сдвигаю взгляд вниз – на губы, шею и…