Служанки хлопотали себе, а мне стало почти страшно в окружении такого огромного количества роскошных вещей. И теперь все это принадлежало мне. Как странно, порой, оборачивается судьба.
В одном из сундуков я заметила книги и пожелала рассмотреть их поближе. Это были великолепные фолианты по истории нашего королевства — с яркими миниатюрами, в толстом кожаном переплете с золотым тиснением. Я сразу решила, что подарю книги Стелле. Среди нас троих только она считала чтение очень увлекательным занятием. К тому же, не в пример Ольрун, Стелла была, как мне показалось, даже рада моему замужеству. Во всяком случае, зависти не высказала и не пыталась ткнуть в глаз шпилькой.
Книги заинтересовали меня только как подарок (подари то, что тебе не надо), а вот сапожки со шпорами и плетка, украшенная перламутром пришлись мне по душе. Я не любила охоту, но никогда не отказывалась поучаствовать в оленьем гоне. И если бы у меня были вот такие прелестные штучки, а если совсем мечтать — то и породистая лошадь…
— Вам нравится верховая езда, миледи? — спросила Эдит.
— Немного, — ответила я сдержанно, откладывая сапожки и плетку. Все же, я не привыкла, чтобы за мной ухаживали слуги, и в присутствии горничных чувствовала себя сковано.
— В качестве подарка вам прислали еще и лошадь, — сказала Эдит. — Я не разбираюсь в породах, но Бальди очень красивая, — она изобразила на своем пухлом, румяном лице что-то вроде улыбки.
— Бальди? — переспросила я.
— Ваша лошадь, миледи. Она гнедая, а грива и хвост у нее черные. Говорят, очень дорогая лошадь, сэр Эдейл купил ее за шестьдесят серебряных монет.
Мне снова показалось, что меня ткнули в бок вилкой — как когда сестренки забавлялись во время праздничных семейных трапез. Сэр Эдейл купил подарок для невесты. А что жених?..
— Почему милорд сам не выбрал лошадь? — спросила я, стараясь выглядеть простодушной девицей.
— Потому что милорд во всем доверяет сэру Эдейлу, — Эдит выкладывала на стол гребни, щетки для волос, какие- то флакончики и коробочки. — Но милорд прислал вам ожерелье. Не хотите примерить?
— Нет, — быстро ответила я и невольно передернула плечами, только представив крупные красные рубины, похожие на капли крови. — Не сейчас, благодарю. Возможно, позже.
В двери постучали, и Эдит тяжелой поступью прошла, чтобы открыть.
— Сэр Годвинсон просит принять его, — возвестила она важно, будто была привратницей при королеве. — Прикажете впустить, миледи?
Я не сразу вспомнила, что сэр Годвинсон — это юный рыцарь, Эрик, пригласивший меня танцевать. И зачем он здесь?..
— Да, конечно, впустите, — разрешила я.
Эдит посторонилась, пропустив юношу, и тот вошел, неловко кланяясь и краснея, как мак.
— Пришел узнать, как ваше здоровье, леди Кирия, — сказал он. — С вами все в порядке?
— Со мной? — я успела забыть, что подвернула ногу, но тут же спохватилась: — Да, уже все хорошо. Спасибо за заботу.
— Это чудесно, — закивал Эрик и замолчал, глядя на меня.
Он держал свиток, перетянутый витым шнуром — прижимал к груди, как что-то немыслимо ценное. И все смотрел на меня — как-то удивленно, с любопытством и жадностью, и… с опаской.
— Со мной все хорошо, — повторила я, потому что молчание затягивалось. — Вас послал мой отец?
— Нет, простите, — он спохватился и с поклоном протянул мне свиток. — Мой отец попросил передать вам вот это — письмо от милорда Сомареца.
— От короля? — я не торопилась взять послание, и Эрик положил его на стол.
Я подошла ближе, разглядывая круглую печать с оттиском герба — волк в прыжке. Герб северных королей.
— От короля, — подтвердил Эрик. — Письмо жениха невесте.
Что ж, письмо было бы очень кстати. Не приехал сам — хотя бы прислал письмо, чтобы все объяснить. Я взяла свиток и попыталась развязать шнур, завязанный крест-накрест, чтобы никто не мог прочесть письмо, не сломав печати, и Эдит тут же открыла один из ларцов и передала мне перочинный ножик с костяной ручкой.
Даже о писчих принадлежностях позаботились. Почему-то такая забота нравилась мне все меньше и меньше, я занервничала, и не сразу смогла перерезать шнур, смяв бумагу.
Наконец, письмо было развернуто, я отошла к светильнику, скрывая ото всех, что написано, но Эрик и служанки сами проявили деликатность — отступили к порогу и застыли там.
Буквы, написанные легким, изящным почерком, сначала никак не складывались в слова — я волновалась, и строчки прыгали перед глазами.
Но потом я увидела свое имя — это было так странно, я никогда не видела своего имени написанным. Заглавная буква была нарисована твердо, со стрелкой наверху, как острие копья — «Кирия».