Габби и Лили? Эмма нахмурилась. Почему они там находились?
Я увидела вспышку и почувствовала странное покалывание. Гудок далекого поезда проревел у меня в голове. Я услышала крики, отчаянные просьбы и сирены.
Так воспоминание о той ночи промелькнуло передо мной.
Глава 7
Последний розыгрыш
Я за рулем своей Вольво 122 1965 года гоночного темно-зеленого цвета. Мои руки сжимают обернутый кожей руль, а ноги легко время от времени переключают сцепление. Рядом со мной сидит Мэделин и настраивает радио-станции. Шарлотта, Лорел и близняшки сидят сзади, стиснувшись и хихикая всякий раз, когда машина наклоняется на повороте и прижимает их всех на одну сторону. Габби размахивает красной губной помадой, как волшебной палочкой.
- Только попробуй испачкать помадой кожаные сиденья Флойда, - предупреждаю я.
Шарлотта хихикает.
- Не могу поверить, что ты зовешь свою машину Флойдом.
Я игнорирую ее. Мягко говоря, я обожаю свою машину. Мой отец купил ее на ибее пару лет назад и помог вернуть ее былое величие: выправив вмятины на корпусе, заменив ржавые решетки на новые яркие хромированные, оббив передние и задние сиденья мягкой кожей и установив новый двигатель, который урчит как довольная пума. Меня не волнует, что в ней нет современных примочек таких, как айпод-трансмиттер или система помощи при параллельной парковке. Это уникальная машина, высокого качества, опережающая свое время - прямо как я.
Мы пронеслись мимо «Старбакса», стрип-молла картинных галерей, которые любят все пенсионеры, и теннисных кортов с грунтовым покрытием, где я брала свой первый урок по теннису, когда мне было четыре. Луна такая же желтая, как глаз койота, что рылся у нас под забором на заднем дворе в прошлом году. Мы направляемся на вечеринку студенческого братства в Университете Аризоны, которая обещает быть разгульной. То, что я с Гареттом, не означает, что я не могу время от времени глазеть на горячих парней из торгового колледжа.
Мэделин останавливается на радио-станции, где звучит песня Кэти Перри «Калифорнийские девчонки». Габби визжит и начинает подпевать.
- Уф, меня так тошнит от этой песни, - стону я, потянувшись и снова уменьшая громкость. Обычно я не имею ничего против пения, но сегодня вечером что-то меня раздражает. Или точнее, кто-то двое.
Лили надувает губы.
- Саттон, но на прошлой неделе ты сказала, что Кэти потрясающая!
Я пожимаю плечами.
- Кэти была такой пять минут назад.
- Она пишет самые лучшие песни! - хнычет Габби, накручивая свои медово-блондинистые пряди волос и надувая пухлые губы.
На мгновение я отвожу взгляд от дороги и смотрю на них.
- Девчонки, будто Кэти сама пишет песни. Это делает какой-нибудь толстый продюсер средних лет.
Лили шокирована.
- Правда?
Если бы я только могла остановить машину и высадить их. Меня так тошнит от искусственного легкомыслия этих болтушек. В прошлом году я занималась с ними в классе по тригонометрии, и они не такие тупые, как кажутся.
Их прикидывание дурочками парни считают милым, но я на такое не покупаюсь.
Свет сменяется на зеленый, и Флойд издает довольное рычание, когда срывается с места, поднимая клубы пыли и умчавшись прочь от пустынных зарослей ракитника.
- Ну, а мне кажется, что это хорошая песня, - прерывает тишину Мэдс, снова медленно увеличивая громкость.
Я бросаю на нее взгляд.
- Что бы сказал твой папа, если бы узнал, что потаскушка Кэти является для тебя образцом для подражания, Мэдс?
- Ему все равно, - говорит Мэделин, стараясь, чтобы это прозвучало жестко. Она теребит в руках телефон с приклеенной к нему сзади наклейкой Лебединого озера из комиксов «Балерина Мафия». Я не знаю, что означает эта наклейка, никто из нас не знает. Думаю, что Мэдс и так нравится.
- Все равно? - повторяю я. - Давай позвоним папочке и спросим. Действительно давай позвоним ему и скажем еще, что сегодня вечером ты надеешься заполучить какого-нибудь парня из колледжа.
- Саттон, не надо! - рычит Мэделин, хватая меня за руку прежде, чем я могу дотянуться до телефона. Мэделин известна своей ложью отцу, возможно, она сказала ему, что находится на семинаре.
- Расслабься, - говорю я, снова кладя телефон обратно на центральную панель.
Мэделин откидывается на сидение и делает лицо «я с тобой не разговариваю». Шарлотта ловит мой взгляд в зеркале и глазами говорит «Перестань!». Дразнить Мэделин по поводу ее отца - это низкий удар, но для этого она пригласила сегодня вечером близняшек. Предполагалось, что будем только мы, действительные члены Игр в ложь, но каким-то образом Габби и Лили узнали про наши планы, и Мэделин оказалась чересчур любезна, чтобы сказать им, что они не могу пойти. В течение всей поездки я чувствовала их умоляющие взгляды, их надежды и мечты, написанные в облачках с мыслями над их головами: «Когда ты собираешься пустить нас в Игры в ложь? Когда мы будем одними из вас?» Довольно плохо, что моя сестра пробралась в наш клуб. Ни для кого нет места, особенно для них. И кроме того, у меня есть план на сегодняшний вечер, план, в который не входят Габби или Лили. Но кто сказал, что Саттон Мерсер не может быть сговорчивой?
Северная часть Тусона вымирает после десяти, и на Орандж Гроув едва ли появляются другие машины. Прежде, чем въехать на шоссе, мы должны пересечь железнодорожные пути. Железнодорожный знак переезда в виде буквы Х светится в темноте. Когда загорается зеленый свет, я медленно продвигаю Флойда через бугристые рельсы. Как только я почти разгоняюсь по направлению к выезду на шоссе, машина глохнет.
- Ох... - мямлю я. «Калифорнийские девчонки» замолкают. Прохладный воздух из кондиционера прекращает дуть и огни на приборной панели гаснут. Я поворачиваю ключ зажигания, но ничего не происходит. - Хорошо, сучки. Кто засыпал в бензобак Флойда песок?
Шарлотта притворно зевает.
- Так прикалывались два года назад.
- Это не мы, - щебечет Габби, возможно, взволнованная тем, что я отчасти включила ее в разговор об Игре в ложь. - У нас есть гораздо лучше идеи для приколов, если ты позволишь нам поделиться ими.
- Мне не интересно, - говорю я, махая на нее рукой.
- Хм, кого-то волнует, что мы остановились на железнодорожных путях? - Мэделин выглядывает из окна, кончики ее пальцев сжимают дверцу. Неожиданно красные огни на железнодорожном знаке переезда начинают мигать. Звучит сигнал предупреждения, и позади нас через дорогу опускается полосатый шлагбаум, предупреждая остальные машины у светофора, впрочем других и не было, о пересечении путей. Вдалеке мерцает подернутый дымкой луч поезда «Амтрак».
Я снова пытаюсь завести машину, но Флойд лишь кашляет.
- В чем дело, Саттон? - раздраженно спрашивает Шарлотта.
- Все под контролем, - тихо говорю я. Цепочка с символом вольво покачивается взад и вперед, когда я поворачиваю ключ снова и снова.
- Ага, верно. - Кожа скрипит под Шарлоттой. - Я говорила вам, что нам не следовало ехать в это гиблое место.
Слышится гудок поезда.
- Может, ты неправильно ее заводишь.
Мэделин тянется вперед и пытается сама завести, но машина издает все тот же хрип. На приборной панели даже не моргают огни. Поезд приближается.
- Может, он нас заметит и нажмет на тормоза? - говорю я, мой голос дрожит от того, что адреналин разливается по венам.
- Поезд не может остановиться! - Шарлотта расстегивает ремень безопасности. - Вот, почему опускаются предостерегающие шлагбаумы! - Она тянет за ручку дверцы, но та не двигается с места. - Господи! Открой ее, Саттон!
Я нажимаю на кнопку: мы с отцом установили электронную систему на все четыре двери и окна, - но никакого характерного низкого щелчка снятия блокировки не звучит. Я жму на кнопку снова и снова.