— Подойди сюда. Тебе нужно посмотреть компьютер, - приказывает он.
— Лиам...
— Коул! - огрызнулся он, прерывая меня. — Тащи свою задницу сюда. Это займет всего две гребаные минуты.
Я отталкиваюсь от книжной полки и подхожу к столу. Он начинает нажимать кнопки на клавиатуре, и вижу, как он выводит на экран свой Skype.
— Какого черта ты делаешь? - спрашиваю я. Кому он может звонить?
Он не отвечает. Через несколько секунд на экране появляется картинка. Это небольшая комната, состоящая из бетонных стен и пола. В ней нет ни столов, ни стульев.
— Что это, черт возьми, такое? - Это напомнило мне комнату для допросов, в которую меня бросили, когда я был арестован.
— Просто смотри.
Я слышу, как со скрипом открывается дверь, но камера этого не показывает. Затем в середину комнаты вталкивают человека. Он спотыкается и падает на лицо. Поднявшись на колени, он издает рык разочарования. Он одет в оранжевый комбинезон и обращен лицом к камере, но его голова опущена, а руки скованы наручниками.
— Что за...? - Мой голос прерывается, когда входит еще один человек. Он одет в джинсы, черную футболку и черные ботинки. У него бритая голова, и он выглядит так, будто ему самое место на ринге WWE.
— Я знаю, что он послал тебя, - огрызается парень, вставая с колен. — Да пошел ты, Лиам! Пошел ты! - кричит он.
Мое сердце начинает биться быстрее. Я узнаю этот голос.
Второй мужчина ничего не говорит. Вместо этого бьет парня по лицу, отбрасывая его назад. Он бьет его ногой в живот, отчего тот сворачивается в позу эмбриона. Затем бьет его по спине, после чего наносит удар по голове. Я стою неподвижно и смотрю, как какой-то случайный парень избивает Брюса Лоуса до потери сознания. Он ни разу не попросил его остановиться и не попытался сопротивляться. Он принимает каждый удар, каждый пинок, зная, что заказ отдал мой отец.
Брюс лежит, руки в наручниках, лицо в крови и едва дышит, когда мужчина отстраняется. Он смотрит в камеру, кивает и выходит из комнаты. Камера чернеет, теряя связь.
Мой отец встает со стула и поворачивается ко мне лицом. Я выпрямляю спину, сглатывая.
— Зачем ты это сделал? - спрашиваю я.
— Теперь это стало достоянием общественности. Все знают, что Брюс нанял человека, чтобы убить тебя. Ты думаешь, я буду стоять в стороне и ничего не предприму?
— Ты сделал! - Я огрызаюсь. Хватит притворяться, что он ни черта не знает.
Его челюсть сжимается.
— Я сделал это ради...
— Не ради меня, - резко отвечаю, перебивая его. Брюс заслужил это не только за убийство трех моих друзей, но и за то, что он сделал с Остин. То, что он заставил ее пережить, когда отправил ее к матери и ее парню, который, как он знал, прикасался к ней, бил ее.
— Лучшие друзья или нет, но он должен был получить урок, - рычит он.
Я фыркнул.
— Думаешь, его волнует, что ты его избил? - Я качаю головой. — Он будет болеть несколько дней, конечно. Немного разозлится, что ты его предал, может быть. Но я посадил его в тюрьму на всю жизнь. Ты хотел, чтобы я это увидел, зачем? Это не соревнование.
Он со смехом покачал головой.
— Согласен. Это не соревнование. Потому что если бы это было так, ты бы проиграл.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти.
— Помнишь ту игру, в которую ты играл, когда держал что-то над головой Брюса, чтобы он позволил тебе взять Остина?
Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом.
— Мы уже обсуждали это, - говорю я. На самом деле, это было в этой самой комнате. Когда он назвал Остин шлюхой и пригрозил, что Брюс пригвоздит меня к гребаному кресту за то, что я забрал у него то, что мне не принадлежит - его драгоценную гребаную машину. — А что с ним? - Он не может ожидать, что я отдам машину. Брюс же не умеет на ней ездить.
— Он мог бы прикончить тебя тогда. Ты действительно думал, что у тебя есть рычаг давления на эту машину. - Он качает головой. — Ни хрена у тебя не было. - Он хихикает, и мой гнев сменяется растерянностью. — Видишь ли, в чем дело, Коул, ты думаешь, что ты уже взрослый и крутой, но тебе еще многому предстоит научиться.
— Просвети меня, - огрызаюсь я.
— Секс, - говорит он.
Я фыркаю.
— Собираешься рассказать мне о сексе? Ты опоздал на четыре года. - Надеюсь, что это не приведет к тому, что он спросит, пользуемся ли мы защитой, как в прошлый раз.
Он смеется и качает головой.
— Она была несовершеннолетней. И ты спал с ней.
Я закатываю глаза, понимая, к чему он клонит.
— Ей было семнадцать, - первые пару месяцев — а не тринадцать. А мне было всего восемнадцать, а не сорок. Не вижу в этом проблемы.