— Слово даю, что больше пальцем не трону, помоги Христа ради! Ну, в доме, как в сарае, воняет. Дышать нечем, все матрасы и одеялки сгноил. На пол не положишь, простынет придурок. За это ему и вкидывал. Из терпенья вывел всех. Если только в том дело, не буду вламывать. Помоги! Ты нашей соседской девчонке пошептала, и она перестала ссаться. Раньше тоже по уши мокрая ходила. И нашего вылечи. Ведь растет, большим скоро станет, стыдно за него…
— Только смотри, нарушишь слово, больше не приводи ко мне сына, не возьмусь за него. А пока, посидите тихо на кухне и не мешайте, — взяла мальчишку за плечо, усадила напротив, посередине поставила зажженную свечу:
— Сиди, Ванюшка, спокойно, думай о хорошем. В твоей жизни скоро все наладится, и будешь ты счастливым, забудешь плохое. Далеко от Сосновки уедешь, станешь большим человеком, люди тебя уважать будут. Все наладится, и забудешь про свою хворь, она пройдет как сон и никогда не вернется. Выкинешь ее из тела и памяти. Прошептала заговор, обошла Ванюшку со свечой трижды и, помолившись Спасителю, попросила за мальца, дала Ивану выпить святой воды и вскоре вывела к родителям.
— С ним, думаю, получилось, — усадила на стул и добавила:
— Коль еще раз обоссытся привезете, повторю, закреплю свое. Но не должен теперь в койку мочиться. Берегите парнишку, он у вас один изо всех! — погладила Ванечку по голове.
— Анна, а меня! Ну, так голова болит! — пожаловался мужик.
— Не успел похмелиться?
— Я уж с неделю тверезый дышу. Баба не дает. Все попрятала. Озлилась, что клячей назвал. А что обижаться, коль такая есть. Гордость вдруг объявилась. Она, видите ли, женщина, и не хуже других! С чего взяла? Когда сказал что страшней мартышки, в постель не пустила и самогон весь как был попрятала. Вот зараза! И я из-за нее как дурак, тверезый хожу. А голова все равно болит. Гудит как брага в бочке. И днем и ночью. Даже спать не могу.
Анна дала ему отвар, уговорила выпить. И посоветовала:
— Ложись спать пораньше. Не крутись до полуночи. А дома делом займись, не доставай до печенок жену и детей. И еще помни, не пей самогонку, пока из ушей не польет. Не верь ликвидаторам, что она лечит облучение. Брехня все это. Ешь свеклу с яблоками, это надежнее тебя очистит, пей святую воду и почаще в церковь ходи. Не ругайся с людьми и никому не завидуй. А и ты, мамка, почаще в храм заглядывай, за здравие своих свечи ставь и службы заказывай. Не ссорь сына с женой. Не разводи, иначе за грех тот с тебя взыщется. Побойся Бога, Он всех видит.
Мужик услышав, глаза округлил, удивился. Откуда Анна узнала подноготную семьи, ведь никому о том не говорили. Она же мигом все увидела. Вот это знахарка! — удивлялся человек искренне.
— Тебе, Настасья, готовить надо лучше. Все поносом маетесь. Извела домашних вконец. Сын твой плотником работает, а нагнуться лишний раз боится. Все из него без спроса вылетает. Проваривай капусту, картошку, не корми полусырым. Свеклу вари до готовности и, протерев ее на терке, сыну давай с медом каждый день. Не забывай о том, если хочешь, чтоб он жил. Корми всех досыта. Самой же лучше будет, ругать тебя перестанут. Когда голова болит, знай, давление подскочило. Листьями сирени виски обложи и подвяжи платок. Боль быстро пройдет. Так же сыну делай. Не пользуй таблетки. Они всегда что-то лечат, другое калечат. От геморроя вот этой травы попей. Вместо воды принимай, такая на твоем огороде имеется. Через месяц хворь исчезнет бесследно. Поняли меня? Ну, ступайте с Богом!
— Сколько с нас причитается? — спросил человек неуверенно.
— Ничего! Дай вам Бог здоровья! — повела к двери. Люди неуверенно переминались с ноги на ногу.
— Аннушка, а можно мы тебе пяток своих кроликов привезем? — спросила старуха.
— Не нужны. Некому их есть, не любим кролячье мясо. Не привозите! — отказала сразу.
— Тогда пару ульев, свой мед будет, — спохватился мужик.
— Кто за ними смотреть станет? Я не умею ухаживать за пчелами, и времени нет. Хотя без меда не живем. Его у нас всякого хватает. Сами не падки, разве на лекарство пользуем. Но в нем недостатка не знаем.
— Прости, больше предложить нечего…
— И не надо! — открыла дверь перед людьми, выглянула во двор. Прохор уже уехал, закрыл за собою ворота. Юлька заканчивала белить дом.
— Иди обедать, — позвала бабка.
— Управлюсь и приду.
— Когда ж успела во дворе прибрать? — спросила Анна удивленно.
— Это не я, Прошка подмел! — сверкнула улыбка в глазах.
— Во, хозяин! Руки золото! — похвалила Аннушка человека.
— Я тоже обещала ему помочь.
— В чем? — насторожилась бабка.
— После ремонта в его доме приберу, так договорились. Но это еще нескоро. У него не раньше осени все закончится! — поспешила успокоить Юлька бабку.
Только они сели пообедать, соседка пришла, привела за руку пятилетнюю внучку. Та кричала на весь дом.
— Ань, Верку мою собака испугала. Как вылетела зараза с подворотни и прямо на моего головастика. Да как рыкнет, гавкнет сразу в морду. Моя так и зашлась в соплях.
— Не укусила?
— Не приведи Бог! Я б ту шавку живьем проглотила б вместе с блохами. Успела вовремя выскочить, схватила палку и за барбосом. Он как увидел, через забор перескочил со страху. А вот девку успел пугнуть. Пошепчи на нее, глянь, как заходится!
Анна увела девчушку в зал. Вскоре крик утих. Соседка присев на кухне, разговорилась с Юлькой:
— Слыхала, что звенят про тебя в Сосновке?
— Да я все время дома сижу, что обо мне брехать могут?
— А что Прошка к тебе дорожку топчет и, конечно, неспроста.
— Его бабуля лечила. А я тут при чем?
— Ладно тебе! Все видели, как он огород ваш пахал. Картоху отсадил, теперь дрова привез уже готовые. Это просто так не делается. Дрова нынче дорогие.
— Не дороже здоровья, — огрызнулась Юлька хмуро, отвернулась от назойливой соседки.
— На меня зря серчаешь. Я говорю, что наши деревенские болтают. Сама знаешь, собака не впустую брешет, люди, тем более, зря не скажут, — ухмыляясь хитро, продолжила:
— Оно, конечно, Прохор мужик видный. Не пьяница и деньги у него водятся. Вон самый лучший дом в Сосновке купил. Только для чего ему одному такой громила?
— А мне какое дело до того? Хоть и Сосновцам что нужно от человека? Живет тихо, никого не задевает и не трогает…
— Но он мужик! И притом одинокий! В деревне свободных девок и баб полно. А он ни к кому не приходил. Только к вам наладился.
— Я ж говорю, лечится у бабки. Зря его ко мне клеют. Мы с ним только здороваемся.
— Неужели так и ничего промежду вами не было? — не верила соседка.
— Ну, вам какое дело? Было или нет, какая разница, что нужно от меня? Я даже в магазин не хожу, а вы норовите мне под юбку заглянуть. Посмотри на себя и свою семью. Чего в чужую задницу носом лезешь, кто тебя туда звал, что там забыла. Сама какой раз приходишь, я у вас в доме никогда не была.
— Ну и зря. Приходи. С моей дочкой подружитесь. Она учительницей музыки в школе работает, — сказала гордо, задрав нос.
— Несерьезная работа, мои одноклассники всегда сбегали с этих уроков. Я тоже их не признавала. Ничего для будущего они не дают.
— Это от учителей зависит. У моей дочки никто занятия не пропускает, — обиделась соседка, добавив с подвохом:
— У вас другие увлеченья были, слишком взрослые. Музыку любят культурные, духовные люди.
— Откуда в Сосновке духовность? — рассмеялась Юлька.
— Знаешь, сколько больших людей родилось в нашей деревне? Они и теперь Сосновку навещают и не гребуют деревней.
— Кто ж те знаменитости?
— Пять директоров заводов! Все специалисты отменные! Двое пилотов больших самолетов. Один генерал, полковник городской милиции, директор зоопарка! Видишь сколько? И это я еще ни всех помню. Не гляди, что деревня маленькая. Имя у ней большое, громкое.
— Ты лучше скажи, сколько по тюрьмам сидят? Сколько алкашей в Сосновке развелось. Я из окна дома видела, как совсем небольшие пацаны идут по улице и курят, матерятся. Они тоже из Сосновки.