— Всяк за свое получает сполна.
— Это о чем? — не поняла Юлька.
— О Вадиме Евгеньевиче! Он из моих рук не выскользнет, — пообещал мрачно.
Юлька ничего не ответила человеку. Понимала, что у этих мужчин свои отношения и счеты.
Едва Юрий Михайлович ушел, она позвонила Мишке, пригласила прийти к ней прямо теперь. Тот вскоре примчался и прямо с порога спросил:
— Ну, че срываешь средь ночи, где у тебя горит?
— Да хватит ворчать! Я ж важные новости расскажу, сейчас на уши встанешь! — пообещала хохоча и тут же выпалила про аэропорт.
— Откуда сорока принесла? — не поверил Мишка.
— Юрий Михайлович сказал, что это решено наверху.
— Ерунда! Решение еще не дело, почему никто из наших о том не знает? Кстати, видела? Сегодня последнюю технику вывезли от нас. Не сегодня, так завтра всех разгонят. И что тогда брехнет тот твой знакомый?
— Посмотрим, кто из вас прав, — смеялась Юля и рассказала Мишке, о встрече и разговоре с Еленой.
Парень долго, растерянно молчал:
— Не знаю, права ты или нет! Но лично я никогда бы так не сделал. Не отказался бы от наследства. Что и говорить, эдакое редко кому обламывается. Не шутки, сразу всю «шкатулку» мамашка отдавала! Отказаться от такого могла только ты, самая глупая на свете!
— Сам дурак и отморозок! Ну, неужели, ничего не понял? Ну как стала бы жить там?
— Молча!
— И сколько прожила бы в нем?
— Это неважно! Зато как жила бы! Перед тобой весь город на задних лапах ходил бы!
— А мне такое нужно?
— Тебя уже завтра в жены отхватили б!
— И ты?
— Нет!
— Почему?
— Зачем на заведомый отказ нарываться? Я же не из отморозков!
— Лучше скажи, как у тебя с твоей невестой? Скоро свадьба?
— Не состоится. Полный облом! Эта чмо подсела ко мне и давай лопотать, чтоб свадьбу я в ресторане устроил. И не какую-то скромную, а целый зал, на всю папашкину милицию и ее дискотеку! Во, развернулась! У меня и на семейную вечеринку не наскребется, а это пугало готова в Эрмитаже девственность оставить и не ниже рангом. Я ей, чтоб быстрее дошло, у виска покрутил. Она как зафитилила мне в ухо ладошкой, слегка. Я и улетел, не помню куда. Утром очнулся и не пойму, где канаю. Огляделся, батюшки-светы, в гостях у тестя. Но не подумай, что в кабинете, конечно, в камере. Меня оттуда два мента выковырнули, взяли под ручки так бережно, я аж заторчал, вот это сервис, это отношение! Они меня до самой двери довели. Открыли ногой и мне коленом в зад как наподдали. Там перед крыльцом три машины стояли. Я их все перелетел! Сразу понял, какой ответ получил. Ну и ладно! Не огорчился. Одно жаль, брюки на коленке порвал, а Надюхи дома нету! — пожаловался гундосо.
— Снимай, зашью! — предложила тут же.
— А как в одних трусах останусь?
— И что с того?
— Если кто придет?
— Кончай выеживаться! — прикрикнула строго.
Только Мишка снял брюки, и Юлька приготовилась
их зашивать, в дверь громко позвонили. Юрий Михайлович ввалился бледный, потный:
— Елена умерла! — крикнул с порога и, прислонившись спиной к стене, начал сползать на пол.
— Чего это с ним? — удивился Мишка, затаскивая гостя в комнату. Он снял туфли с Юрия Михайловича, расстегнул пиджак, положил ему под голову подушку. Вдвоем с Юлькой дали сердечных капель, напоили холодной водой, велели полежать.
Юрий Михайлович долго молчал, а потом заговорил:
— Как она, бедная, кричала. Ей было очень больно. Я не выдержал, зашел к ней. Она хотела поднять голову, но не смогла. Тогда глянула так просящее и сказала:
— Прости! Я больше не могу! Отпусти проклятье, дай сдохнуть тихо!
— Я сказал ей, что прощаю ее. Ленка упала на подушки и затихла. Я думал, что уснула, а она умерла! — побежал по лицу человека пот холодный струйками.
— Мы все этого ждали со дня на день, — ответила Юлька.
— Но не так внезапно!
— Где она? В вашем доме, в коттедже, все в той комнате?
— Нет! Она в морге. Я позвонил. Понаехали из прокуратуры, скорой помощи. Меня все спрашивали, кем ей довожусь. Почему при разводе живем под одной крышей? Уж не помог ли я ей уйти на тот свет? Хорошо, что Надя еще не успела уйти. Короче, Елену увезли. Надюшку я отвез домой. Договорились, что завтра она придет и все уберет в коттедже.
— Ее похоронить нужно, — вспомнила Юлька.
— Это я возьму на себя. Тебя и Бориса извещу о дне и времени похорон. Пышных поминок не будет. Обойдемся одним кладбищем. Там выпьем по рюмке за упокой и все на том.
— Кстати, отцу сказать надо, — поспешила Юлька к телефону. Нервы сдавали, дрожали руки, срывался голос. Видимо, где-то глубоко в душе жила с детства добрая память о матери. Тогда они любили друг друга.
— Пап! Я разбудила? Проснись!
— А зачем?
— Мать умерла…
— Какая? Чья умерла?
— Моя! Нет ее!
— Ленка умерла? Да не шути! Она меня переживет. Тебе сбрехали.
— Пап! Скоро похороны!
— Юлька, это ты?
— Ну, а кто еще?
— Говоришь, Елена умерла?
— Да! Просила кольцо тебе вернуть!
— Мне оно не нужно!
— Ну, а мне и тем более!
— Когда похороны?
— Юрий Михайлович говорит, что завтра.
— Откуда хоронить будут и во сколько?
— От морга. В два часа дня. Ты приедешь?
— Не знаю, но постараюсь, — ответил, проснувшись окончательно.
— Богатая баба! Два мужа хоронить будут. Обоих уделала пташка, разложила на лопатки, шутя. Вот тебе и слабый пол! — усмехался Юрий Михайлович.
— Ты же простил ее! — напомнила Юлька.
— Как тебе сказать? Я простил, но не забыл. Слишком грязной была ее шкода! Такое никогда не забывается, — обхватил руками голову. И глянув на Мишку, спросил:
— А ты чего без порток стоишь? Иль из туалета спугнул тебя ненароком.
Парень рассказал, что случилось с ним. Юрий Михайлович от души посмеялся:
— Эх, пацан! Коленки заживают, брюки зашить можно или купить новые. А вот душу как вылечить? Ведь ее не отмоешь и не зашьешь. Но как болит она, оплеванная. Не успокоить и не уговорить, спроси, за что обидели? Ведь вот ушла баба, но сколько грязи после себя оставила, не вычистить до смерти.
— Женщин надо чаще менять, тогда их реже вспоминают, — философски заметил Мишка, надев брюки.
Юлька решила промолчать парню о Вадиме Евгеньевиче, чтобы избежать колкостей и насмешек.
Юрий Михайлович спросил Юльку, нужны ли ей деньги, та отказалась. И только Мишка остался верен самому себе:
— Вопрос не по адресу. Вот я бы не отказался.
— Да! За услуги Надежды и впрямь обязан, — полез человек в карман.
— Э-э, нет! Только не за это! Сестра свое отрабатывала. Я тут ни при чем!
— Поехали, купим новые штаны!
— А вы мне не должны! И я не хочу быть ничьим должником!
— Ишь, какой гоноровый! — удивился Юрий Михайлович и сказал глухо:
— В этой смешной жизни мы в долгу друг у друга, вольно иль поневоле ими становимся, от этого не зарекается никто. Вон Юлька моральным должником меня сделала. Захоти она стать наследницей, и я ушел бы из дома. А куда? Меня никто к себе не принял бы. Старым стал. Куда деваться, своя глупость в тупик загнала. А думаешь, я один такой? Вот и посуди, сколько дураков по свету, все должники и заложники своих прихотей, гордыни и чванства. Не иди у них на поводу, живи проще, тебе легче будет, поверь! Заодно поможешь мне. Никогда не приходилось хоронить. А кроме меня некому. Может, подскажешь что-то дельное? Да и понимание, поддержка как никогда нужны, — позвал за собою Мишку.
Они вскоре ушли, а Юлька легла спать, расстроенная и опустошенная.
Утром на работе отпросилась на похороны. Позвонила Мишке, тот обещал вскоре приехать к ней. Юлька, еще открывая дверь, услышала звонок, подбежала, это звонила Анна.
— Бабуль! Мать умерла. Сейчас не зови, не до того. После похорон сама позвоню. Ты не обижайся. Ладно? — попросила наспех.