— Просто отвези меня в клинику.
— Да, да! Сейчас!
Кладу полотенце вниз и аккуратно ставлю на них стопы. Надо бы все ему тут побольше забрызгать кровью, пускай знает, идиот.
До госпиталя мы доезжаем за пятнадцать минут. Кровь уже не течет, но раны начинает ощутимо ныть. Вывернуть и посмотреть что там, так страшно, что я начинаю жалеть себя: плачу, омывая слезами лицо и руки. Арт несколько раз пробовал меня утешить, но его легкие касания и нежный голос, который совершенно по-другому звучал еще десять минут назад, только раздражали, и через пару моих отказов, он уже не предпринимал попытки, а лишь коротко поглядывал, то на белые ноги, то на красное от слёз лицо.
Припарковавшись, Арт быстро выпрыгивает из машины и подбежав ко мне, помогает надеть шорты и накрыть ноги пледом.
Его руки все так же трясутся, и хочется сказать что-то вроде: Жить буду, не дрейф. Но нет, это он виноват — пускай наслаждается. Берёт меня бережно, как невесту и несет ко входу.
Милый доктор осматривает, удивляется и интересуемся каким образом осколки могли так впиться в мои ноги. Выдумываю что-то на лету, про то что не заметила, как кошка разбила рамку и оступилась на нее. Кошусь на побледневшего, рядом стоящего Артура. Ага!
Продезинфицировав и вытянув все осколки из одной ноги, доктор решает что здесь можно обойтись без иглы и ниток, а воспользоваться специальным клеем, который соберет разрезанную кожу. Только нужно на несколько дней ограничить передвижения, что бы они не разошлись. При правильном соблюдении рекомендаций, пообещал что не останется и следа. Со второй ногой пришлось попотеть подольше, осколок глубоко врезался, и несколько раз задев кожу пинцетом и услышав мои окрики, доктор сделал обезболивающий укол и через несколько секунд держал в зажиме острый, продолговатый, прозрачный кусочек.
— Элеонор, знаю что молодым девушкам невмоготу лежать и дня в кровати, но вам нужно минимум три дня потерпеть, пока все раны хорошо затянутся. — его голос успокаивает и расслабляет. Забрав заключение и рецепт, еще раз осматриваю свои перебинтованные ножки и хочется снова разрыдаться.
— Отвези меня домой, — отрезаю не глядя, ведь знаю что он не сводит с меня глаз.
— Хорошо, — доносится тихо и покорно.
— Эл, прости меня! Пожалуйста! Я же не знал….я не хотел что бы все так получилось…Детка, прости!
— Серьезно? — вскидываю брови вверх, — А что ты хотел? Припугнуть? Разочаровать? Показать себя настоящего?— не дав ему ответить добавляю, — У тебя получилось! Я думаю ты понимаешь, что жить с тобой я не буду.
— Элеонор, пожалуйста! Ты мне нужна! — смотрит он на меня глазами полными слез в ожидании пощады.
Я же не бездушная тварь, и таким никогда не видела его. Возможно, когда привкус сегодняшнего утра сойдет, я отойду и уже не буду такой категоричной, но пока всё очень свежо.
— Просто отвези меня домой, — вздыхаю и отворачиваюсь к окну.
Не хочу и не могу его сейчас прощать, смогу ходить тогда и поговорим. Хорошо, что впереди нет важных экзаменов и проект сдан.
Когда подъезжаем к моему дому, Арт берет левую руку и тянет к своим губам. Целует и утыкается в нее носом.
Такой простой жест, но я вижу, что он волнуется, что ему и вправду жаль. Он пол дня провел со мной, смотрю на него, и не могу понять, что чувствую. Обидел, но я вроде уже и не обижаюсь. Но и ехать к нему тоже не хочу. Руку не одергиваю, возможно это и правда недоразумение. Как глупо перечеркивать четыре года из-за одного инцидента. И это же не он меня толкнул на эти осколки. Стечение обстоятельств. Наверное. Оправдания летят вихрем в голове.
— Не надо...— тихо вырывается.
— Эл... я готов к ху*м разбиться, я подонок конченный. Я знаю, мне нет прощения, пожалуйста… не бросай! Я люблю тебя. Мне никто не нужен! Ты одна! Навсегда! Прости меня!
22.1
В уши течет еще более сладкая речь, всё, что я хотела слышать все эти годы я сейчас внимаю: поженимся, как компания начнет прибыль хорошую давать, дом купим, в котором я сама продумаю весь дизайн, детей родим, мальчика и девочку, собаку заведем, что бы во дворе играла, большую такую и пушистую.
Слезы струйками несутся, а он видит, что млею словно мороженное на солнце, наклоняется и нежно целует. Чувствую солоноватый вкус собственных слез, а они горечью момента отзываются. Ну вот зачем нужно быть всё портить?
Интимнее момента между нами еще не было. Даже в ту ночь, когда мы случайно встретились, а по итогу провели её не смыкая глаз: прощая, извиняясь, признаваясь в любви и предаваясь ей. Тогда мы изголодались по друг другу, не могли насмотреться, натрогаться, нацеловаться. Каждый страдал и переживал эту разлуку по своему, и дорвавшись, мы словно сумасшедшие хотели выпить друг друга до дна.