— Ты знаешь... не то что бы я был против, но я сам очень удивился такому ночному... приключению, — будто вспоминая, вскидывает глаза к небу, а потом подходит и на ухо шепчет: — Особенно тому, как чудесно ты кончаешь, тогда мне не удалось тебя рассмотреть, но сегодня...
— Что-о-о? Что бл*ть? — я густо покрываюсь краской с примесью белых пятен, которые моментально начинают чесаться. Руки, щеки, шея... Бог мой! Нет! Нет! Пожалуйста, нет! Мой язык словно после наркоза - не шевелится.
— У тебя такое раньше было? — интересуется так невинно, будто об аллергии на лактозу спрашивает, а я уже там, далеко под землей в лаве, сгораю со стыда.
— Я...я…я не могла. Нет! Скажи что ты это придумал, Сэм? Пожалуйста! Это не смешно! — глаза наливаются слезами. Это не смешно, правда! Очень плохая шутка, парень.
— Леон…— нежный баритон щекочет волосы за ухом, а руки аккуратно притягивают ближе.
— Я не шучу. Ты сама пришла ко мне, я уже спал, но ты звала. Ты была великолепна…— снова вспоминает, видно как глаза закатывает. Бог мой! Сэм легонько касается уха и наверное целует, потому что я мало что соображаю после услышанного.
— Мне нужно к доктору, — резко отстраняется будто опомнившись, — У него скоро смена заканчивается, мы потом поговорим, ладно? — виновато смотрит и не дождавшись ответа, а ему бы пришлось ждать о-о-очень долго, целует еще раз и возвращается в госпиталь, а я остаюсь стоять, каменная поверженная статуя.
31
Из ступора снова вырывает вибрация. Артур.
— Где ты?
— Иду! В саду была.
— Я тебя десять минут уже жду! — бросает в меня словно копья.
Не хочу накалять. Сбрасываю вызов и иду в сторону входа.
Неужели это и вправду была я? Помню мама в детстве рассказывала что я любила ночью и в игрушки поиграть и яблоки помыть. Она сначала пугалась очень, а потом поговорив с очередным доктором - успокоилась, обнадежили, что в подростковом пройдет. Только дверь и окна мама потом перед сном надежно запечатывала. Вскоре это прекратилось, как и наши разговоры об этом. До сегодняшнего дня.
Вспоминаю сегодняшнее утро, те полоски на его теле, они были свежими и воспаленными. Вряд ли он нашёл здесь кого-то для... от одной мысли в дрожь бросает. Но я ведь абсолютно ничего не помню. Кроме моего привычного сна: вода, рука...Бог мой... Да! Я его догнала! Наконец-то, помню как радовалась, но это точно было во сне! Я ведь под водой была.
От понимания, что у нас с Сэмом был секс, пятна возвращаются, а руки принимаются истерически раздирать зудящие участки, оставляя отметины. Ногти и вправду очень отросли, и форма не удачная...
Что же я наделала, корю себя и не могу переступить порог, за которым меня ждёт Артур. Еще час назад, когда мы шли за руки по этому коридору, я точно решила, что сегодня мы должны всё обсудить, и по прилёту всё же попробовать жить вместе. Всё было понятно и хорошо, хорошо просто от того, что другого варианта не было, он отпал. Но сейчас…я изменила ему! С его братом! И даже не помню этого. Что за дура я такая?
— Детка, ты чего? — наклоняется и всматривается в лицо, — Я тебя заждался. Ты плачешь? Из-за Роуз? — тревожно спрашивает и обнимает меня за плечи.
Я вздрагиваю в новой волне. Почему он такой добрый? Я не заслуживаю, даже после той рамки, я поступила хуже в миллион раз, вонзила осколок прямо ему в сердце. Он этого еще не знает, но от этого не легче.
— Эл, всё хорошо! Она прожила прекрасную жизнь. Если ты не готова... ты не обязана идти туда.
Прийдём завтра. Если захочешь. Она держится. — успокаивает.
— Я не хочу её видеть такую, — мысль о лежавшей больной, женщине смывает мою собственную боль и я уже не понимаю что именно служит причиной моих слёз. — Я ведь помню как она впервые встречала нас на пороге своего дома. Помнишь у неё на шее был завязан красивый атласный платок с морским узором, — говорю проваливаясь в воспоминания. Та картина, нашего приезда два года назад оживает в моей голове: ухоженная, красивая, счастливая и улыбающаяся женщина, радо приветствовала меня как родную внучку. Готовила нам панкейки по утрам и рассказывала такие истории из своей молодости, что любой современный роман может позавидовать таким сюжетам. Ни смерть мужа девять лет назад не сломала её, ни одиночество, которое она коротала в большом доме, а болезнь - пришла и погубила её.
— Я не могу туда зайти. Прости. Я не могу. Снова рыдаю. Всё смешалось: стыд, страх, любовь, предательство, горе.
Тепло родных рук окутывает словно плед, Артур успокаивает, поглаживает волосы и прижимает ближе. Я не близкий родственник, но сейчас я готова выплакать за нее всё их слёзы.