Только сейчас, прервав свой марш-бросок, закончив обустройство защищённого лагеря и отвлекшись от пристального наблюдения за внешним периметром, осознал на сколько успел проголодаться за день и с остервенением наверстывал упущенное, не обращая внимания на горечь соли и сводящею от перенапряжения скулы боль.
Когда закончил набивать рот, вода уже закипела, и я заварил отвар. Великолепно! Сейчас бы ещё, попивая обжигающий ароматный напиток, спокойно любоваться прекрасным ночным небом, приобретающим особую красоту в горах, но, к сожалению, приходится всматриваться в окружающую мою стоянку тьму и мелькающие в ней зловещие жёлто-зелёные огоньки, которые всё же пока не осмеливались переступить границы, отделяющую мрак леса и неровную полосу света костров.
Но вот, ближе к полуночи, самые смелые волки, оскалившись и прижимаясь к земле начали подбираться ближе. Покинув кромешную темноту, они оказались на слабоосвещённой полоске земли и это наконец-то позволило мне рассмотреть своих преследователей в близи. Размеры их впечатляли, а длинна клыков внушала уважение. Эти серые монстры в холке были по пояс взрослому человеку! Приглядевшись так же, отметил, что выглядят они исхудавшими и оголодавшими. Алчные огоньки плясали в их янтарных глазах. Уши были прижаты к черепу, а из горла вырывался приглушенный рык.
Отреагировал я мгновенно. Выбрав целью самого тощего и хилого на вид волка, крутанул в полуобороте пращу и, резко выдохнув, выпустил гулко просвистевший снаряд. Тот, почти мгновенно достигнув цели, произвел просто чудовищное, убийственное попадание прямо в голову хищника. С глухим стуком глиняный шар проломил кость и разметал по округе алые брызги и серые ошметки мозга. Волк, не успев издать ни звука, подкошенной куклой рухнул на холодную землю и замер. Чудовищная зияющая рана парила на промозглом воздухе зимней ночи.
Беспокойно ворча, волки отпрянули от туши собрата и вновь уставились на меня. В их глазах читался страх, но его затмевала слепая ярость и желание рвать и кусать. Но я уже вновь начал раскручивать петлю пращи и хитрые твари, смекнувшие что к чему, бросились в рассыпную, скрываясь в спасительной темноте. Отреагировали эти гады, как нельзя вовремя, так что мой снаряд, разодрав тишину ночи, ушел в молоко.
Не успел я выдохнуть и похвалить себя за усердные тренировки с пращей, которые теперь позволяли мне стрелять из неё с такой приличной скоростью и сноровкой, как из-за стены огня резко и абсолютно безмолвно выпрыгнул здоровенный волчара. Игнорируя запах и треск палёной шерсти, он приземлился недалеко от меня и с глухим рычанием вновь прыгнул, на этот раз метя мне в горло. Уж не знаю почему он ведёт себя так отчаянно — может оголодал до предела или мухоморов нажрался, мне то какая разница!? Я от таких неожиданных маневров чуть в портки не напрудил, еле-еле успев выставить руку, чтобы защитить шею.
Влетев всей своей массой, волк опрокинул меня на землю и, прокусив толстый мех куртки вонзил свои огромные клыки мне в руку, замотав при этом башкой из стороны в сторону, чтобы как можно сильнее разорвать рану. Я громко и пронзительно закричал, свободной рукой судорожно пытаясь нащупать кинжал за спиной, но никак не мог ухватиться за спасительную рукоять. “Чёрт, чёрт, чёрт!!” — орал я. Сердце бешено колотилось, боль была просто чудовищной, оглушающей.
Наконец пальцы нащупали и сжались на деревянной рукоятке. Выхватив кинжал из-за пояса, я вонзил его в бок хищнику и с противным хрустом провернул оружие в ране. Но зверь не обратил внимание на нанесённое ему повреждение, продолжив рвать зубами мою руку и жуя, взбираться по ней всё выше и выше поближе к горлу. С яростными воплями “Сдохни! Сдохни!” я раз за разом начал вырвать кинжал из тела, нанося множественные быстрые удары, стараясь бить из-под низу, чтобы попасть животному в брюхо.
Через несколько невероятно длинных мгновений хватка волчары ослабла, и он, разжав челюсти, отодвинул свою лобастую башку, тут же упав в снег рядом и забившись в предсмертной агонии. Хищник умирал от потери крови из многочисленных ран, но делал это молча, без единого визга. Меня пробрало... Гулкие удары сердца отдавались в голове, кровь пульсировала в висках, в глазах, мешая видеть, стояла какая-то муть.