Уже античные греки знали, что нельзя подчинить человеческую чувственность, прихотливую и разнообразную, безупречным и окончательным меркам. Что, например, считать сексуальным извращением? Только то, что не нравится одному из партнеров? Выходит, греки исповедовали программу вседозволенности. Гомосексуализм… Лесбиянство… В чем же тогда неодолимая новизна чувственных фантазий маркиза?
Его называют знатоком сладчайших наслаждений, провозвестником раскрепощенной плоти, мастером сексуальных видений, сокрушителем господствующих целомудренных нравов. Откуда возникает такое поразительное олицетворение? Многих интересует: как вообще возможно причудливое сплетение боли и счастья… Чтобы приблизиться к «феномену де Сада», важно удостовериться, что любовные извращения не исчерпывают эротические архетипы. Каждый из нас может отыскать в себе отзвук тех или иных страстей, будь то любовь Суламифи и царя Соломона, Дафниса и Хлои, Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты, маркиза де Сада и его подруг, почтенных бюргеров или современных панков.
Любовные чувства архетипны, но эпоха, несомненно, оказывает воздействие на эротику. Эрос многолик. Он предстает то в виде платонического чувства, то в виде разнузданных влечений. Отметим, что феномен де Сада оказался возможным именно потому, что он выявился в обстановке кризиса просветительской модели культуры. Любое общество, демократическое или тоталитарное, навязывает людям те или иные эротические стандарты. Оно пытается вмешаться в ту сферу жизни, которая называется личной, интимной. Писатель и философ де Сад одним из первых в европейской культуре осознал эту закономерность. В этом одна из причин его популярности и значения как мыслителя.
Судьба де Сада и его творчество заставляют задумываться о том, можно ли существовать в обществе, не жертвуя своей индивидуальностью».
Диск первый
После съемок, которые закончились около шести вечера, я решила навестить Арсения.
Позвонила его матери. Она сразу ответила, но услышав, что это я, стала говорить настороженно. Оказалось, что они уже забрали Сеню домой под расписку.
— Видишь ли, Вика, — быстро говорила она, — обслуживание там не очень-то. А дома и стены помогают. Вот с работой, конечно, у него будут проблемы. Он работал в крупной компании, а кому сейчас нужны такие кадры?
Она всхлипнула.
— Успокойтесь, тетя Зина, — сказала я. — Я сейчас еду в квартиру, вот и подумала, что, может, нужно чего-нибудь. Может, лекарства какие?
— Лекарства? — переспросила она, сразу успокаиваясь. — Да, тут навыписывали незнамо сколько! Вроде все уже купили.
— Так мне заехать? — еще раз спросила я, уже надеясь, что она откажет.
— Хорошо. Только прошу не беспокоить Сенечку ненужными разговорами.
— Обещаю, — сказала я и отключилась.
«Тоже мне барышня кисейная! — отчего-то начала я возмущаться в душе. — Всех на уши поставил! Бегайте вокруг него теперь на задних лапках!»
Захватив по пути сок и фрукты, я подъехала к их дому. И увидела у подъезда тетю Зину, которая явно меня поджидала.
— Здравствуй еще раз, Виктория! — сказала она и зачем-то взяла из моих рук сумку с персиками и виноградом. — Пошли.
Арсений в буквальном смысле возлежал на куче подушечек на диване в гостиной. И смотрел мультфильмы. Когда я вошла, он глянул с безразличным выражением и вяло поздоровался.
«Вконец обколотый. Ему бы сейчас экстази впендюрить! Живо бы пришел в себя!» — зло подумала я и проговорила сахарным голоском:
— Как ты себя чувствуешь. Сенечка?
— Нормально, — буркнул он и вновь стал смотреть на экран.
— Ну, вы поговорите тут, — ласково произнесла тетя Зина, — а я чайник поставлю. И фрукты помою.
Она скрылась, но на ее месте тут же возник отец Сени. Я не помнила его имени-отчества и просто кивнула, улыбнувшись. Он тоже кивнул, быстро окинув меня живыми, враз заблестевшими карими глазами, и вышел, плотно прикрыв дверь.
— Ишь, как отец на тебя сразу запал! — вдруг сказал Сеня и развернулся ко мне.
— С чего ты взял? — спросила я, пожимая плечами. — Просто твое больное воображение…
— Я не болен! Не болен! — тут же взвился Сеня. — Просто мне все здесь остоеб…ло! Понимаешь ты это?