Выбрать главу

То, что дело приняло противоположный оборот, явилось как для него, так и для меня горьким разочарованием. Во время войны между Германией и Советским Союзом мы делали все, что было в наших силах, чтобы противодействовать преступной политике Гитлера в оккупированных Германией восточных областях, проявлявшейся также в обращении с советскими военнопленными. Когда позже немецкие оппозиционные круги обратились к Шуленбургу, чтобы привлечь его к осуществлению своих стремлений, он заявил о своей готовности в случае возможного переворота[5] занять пост министра иностранных дел в новом национальном правительстве. После неудачного покушения на Гитлера 20 июля 1944 г. этот факт стал известен следственным властям и привел к казни Шуленбурга 10 ноября 1944 г.

Советская внешняя политика в середине 30-х годов определялась глубоко укоренившимся страхом Советского правительства перед национал-социалистической агрессией. Этот страх побудил Москву вступить в Лигу Наций и повести настойчивую, решительную борьбу за признание принципа: «Неделимость мира и коллективная безопасность». Одновременно Кремль, напрягая все силы, пустился в гонку со временем, стремясь обезопасить страну в политическом, экономическом, идеологическом и военном отношениях. Внутри страны и за ее пределами он видел только врагов. Убийство Кирова 1 декабря 1934 г. развязало такой террор, который по своей интенсивности и длительности превосходил все имевшее место ранее.

Это породило страх перед шпионами и вражеской деятельностью, который систематически подогревался сверху; советские граждане, вызывавшие малейшее подозрение, что они имеют какие-либо контакты с заграницей и иностранцами, безжалостно ликвидировались НКВД. В течение четырех лет коммунистическая партия переживала потрясения, вызванные гигантского масштаба чисткой, жертвой которой стала преобладающая часть руководящего слоя старых большевиков, ибо Сталин, в то время, когда требовалась абсолютная концентрация всех сил, не желал терпеть рядом с собой никого, от кого могло исходить хотя бы самое молчаливое сомнение, а тем более угроза его притязаниям на единоличную власть. Советский режим предпринимал отчаянные усилия, чтобы утвердить себя перед лицом опасности, которая, как считал он, исходила от Германии.

Из страха перед усиливающимся Третьим рейхом Советское правительство в начале 1935 г. пришло к мысли привлечь Германию к пакту о взаимопомощи, в который должны были вступить все восточноевропейские государства. Крестинский[6] открыто сказал германскому послу, что слова и дела Гитлера вызвали столь глубокое недоверие, что одними словами доверия не восстановить. Двустороннее соглашение только между Советским Союзом и Германией не обеспечило бы необходимой безопасности. Желаемый же Кремлем многосторонний пакт о взаимопомощи достиг бы своей цели, поскольку дал бы Германии желаемую ею безопасность и сделал бы излишним ее дальнейшее вооружение. Однако министерство иностранных дел дало посольству указание заявить Советскому правительству, что Германия предпочитает защитить себя собственными силами. В глазах Гитлера пакт являлся мероприятием, пользу из которого извлекли бы лишь Советский Союз и Франция. Он считал, что безопасности Германии ничто не угрожает, полагался на ее силу и не имел ни малейшего намерения ограничивать свою программу вооружения. Тем не менее русские в первые месяцы 1935 г. твердо держались за свои предложения.

Предложение заключить «Восточный пакт» с участием Германии было лишь одной из попыток Советов найти модус вивенди с национал-социалистической Германией. Подобный зондаж проводился постоянно, не только в доверительных беседах, но иногда и в официальных заявлениях. Этому противостояли высказывания Гитлера, которые все время обостряли напряженность между обеими странами.

Его речи в рейхстаге 8 марта 1936 г. и 30 января 1937 г. были настоящим объявлением «холодной войны», а в своей речи на Нюрнбергском съезде партии он зашел даже так далеко, что заговорил о заинтересованности Германии в богатствах Урала, Сибири и Украины. Четыре дня спустя Ворошилов ответил заявлением, в котором говорилось, что его страна готова к войне.