— Которую ни с того, ни с сего решила живьём изжарить в бане?
— Я...
— Что ты? Так, Ковальчик Аркадий. Давай начистоту, — Волченко понизил голос, завозился в выдвижном ящике стола. — Вот это, — он бросил на стол тетрадь. Постучал пальцем по обложке, — ты знаешь, что это?
— Никак нет, Игорь Владимирович.
— Это твой билет в отставку или, того хуже, на зону, товарищ лейтенант.
Последние слова Волченко произнёс с неприкрытым отвращением.
— Мне не составит труда подписать твой билет в места не столь отдалённые.
В кабинете повисло напряжённое молчание. Ковальчик покраснел, задёргал ногой. Вытер потные ладони о брюки. Волченко откинулся на спинку кресла.
— В общем, так, Аркаша. В этой тетрадке дочь покойной вела записи. Личный дневник, если хочешь. Записи в нём начинаются с конца июля этого года и заканчиваются за день до смерти подростка. Как сказано в этой тетради, мать обнаружила предыдущий дневник. За написанное в нём избила дочь до полусмерти, а затем обрила её налысо. Также в нём есть упоминание о готовящейся расплате с матерью, что наталкивает на мысль: Берко нашла и этот дневник. Во время обыска в доме был найден конверт с порошком. Лабораторный анализ подтвердил наличие фармакологических препаратов широкого спектра. Химический состав совпал с тем, который нашли под ногтями Берко Людмилы, и на листах этой тетради. Это опять наводит на логичную мысль, что Берко нашла дневник, в котором был спрятан конверт с порошком. И решила поквитаться с дочерью, закрыв её в натопленной парилке, — Волченко выдержал паузу, сканируя реакцию Ковальчика, — и тебя тоже, участковый, убитая не забыла упомянуть.
Ковальчик трясущейся рукой достал из внутреннего кармана платок, утёр струящийся по лицу пот.
— О твоём наплевательском отношении к ней, об игнорировании побоев, о просьбах поговорить с матерью. О том, как ты приходил несколько раз в неделю. Девчонку выгоняли погулять, а ты потом уходил с довольной ухмылкой и делал вид, что не замечает побои, сигаретные ожоги. И даже её бритую голову ты, участковый, списал на профилактику педикулёза.
Ковальчик потупился. Вздувшаяся от напряжения или артериального давления вена пульсировала на лбу. Жирная плёнка пота покрыла побагровевшее лицо участкового. Казалось, ещё немного, и он упадёт на пол от сердечного приступа.
Волченко открыл папку, зашелестел бумагой.
— Вот, послушай: смерть наступила в результате отравления угарным газом в промежутке между 20:30 - 21:00 тридцать первого августа. Термические ожоги третьей и четвёртой степени частично получены при жизни. По заключению экспертов температура в помещении достигала ста пятидесяти градусов Цельсия. Ты понимаешь? Берко намеренно ходила и подкидывала поленья в печь, даже когда её дочь перестала биться в двери и молить о пощаде! А ты... Ты же мог всё это предотвратить! Соседка, Матвеева Зинаида, звонила ещё днём. Она видела в окно, как Берко вытолкала дочь из дома в одних плавках и майке, и девчонке пришлось собирать кочаны капусты под ливнем. Говори! — Волченко ударил кулаком по столу.
— Товарищ полковник! — Ковальчик вскочил и вытянулся. — Гражданка Матвеева ничего внятного не доложила. Сказала, что Лена копается на огороде под дождём. И ей кажется, что девочка расстроенная. Ничего криминального. Что мне теперь, на каждый вызов сломя голову бежать, если кому-то что-то показалось?
— Аркаша, ты не передо мной оправдывайся. Из-за твоей халатности подростка замучили до смерти, а ту, помладше, едва не убили. Тоже ничего хорошего. Черепно-мозговая травма, посттравматический синдром. Ужас, который пришлось пережить Васильевой Капитолине, не каждый взрослый мужик выдержит и останется вменяемым. Чего уж говорить о ребёнке!
Ковальчик стоял по стойке смирно. Он был похож на маленького мальчика, которого отчитывают за испорченную вещь. Толстые губы подрагивали и кривились как перед плачем. Взгляд бегал, точно Аркаша, искал какое-то слово, которым смог бы всё объяснить, но безуспешно. Он совсем потерялся под грозным басом начальника.
— В нашем отделе за весь срок моей службы не было ни одного дела, запятнавшего честь милиции. Хоть в чём-то ты преуспел, Аркаша. Бог тебе судья, участковый.
Волченко вытряхнул из пачки папиросу, щёлкнул зажигалкой, закурил.
— Люди часто называют насильников и убийц животными. Но в этом случае животное проявило больше человечности и отваги, чем страж порядка. Если бы не этот чёрный козёл, на твоей совести была бы ещё одна невинная душа. Бери пример, участковый.