Белые стены, как и всегда, обдали холодом. Дом был светлым, но пропитанный душевным мраком. Она не любила этот дом, эти огромные комнаты с выбеленными стенами, чувствовала себя здесь чужой. Олег купил этот дом пару лет назад, уже тогда у него была Нелли, а Кристина… Кристина уже давно ни на что не претендовала, она до дрожи в коленях хотела исчезнуть, закрыть эти невыносимые страницы своей жизни, но он не позволял. И никогда не позволит. Она его жена, он лучше убьёт ее, чем выпустит из этой «золотой клетки». Руки плавно скользили по кованым перилам, тянулись наверх, в свою обитель.
Ее комната была единственной в доме, где было хоть какое-то подобие уюта. Здесь не было этой ледяной белезны и графитовых полов. Много бежа и персика, тепла и света. Чтобы душа отдыхала, чтобы хоть немного хотелось жить. Не успела она добраться до комнаты, как ей позвонил агент. Завтра у нее интервью, а после – фотосессия. Снова придется улыбаться заученной глянцевой улыбкой. Пальцы плавно отпусти телефон, роняя его на мягкую поверхность кровати. Нужно собраться, иначе еще немного, и она растечется, как желейная масса. Безвольная, ущербная и неживая. За дверью послышался шум, после чего она открылась. На пороге появился Олег, в темно-синем костюме, и немного абсурдном галстуке. Вероятно, подарок его безвкусной Нелечки.
- Занята? – пробасил он, задерживая на ней свой тяжелый взгляд.
- Нет, собираюсь на репетицию,- выдохнула, убирая в сумку черное боди.
- В театр?
- Да. Ты что-то хотел?
Мужчина взглянул на нее как-то измученно, словно сильно о чем-то сожалел. Неужели ему ее жалко, нет уж, только жалости от него еще не хватало. Но он быстро подобрался, убирая руки в карманы.
- Я улетаю на два месяца, в Чикаго скопилось много дел.
- Хорошо,- не отреагировала на его новость, ей было все равно.
Но отчего-то стало интересно, до безумия. Ноги сами понесли к окну. Перед домом стояло три машины, у одной из них расхаживала худая, большегрудая шатенка и болтала по телефону. Кристина прыснула от смеха, переводя загадочно-хитрый взгляд на мужа, слегка приподымая бровь:
- Хорошо «поработать», - вложила в последнее слово чуть больше сарказма, чем дозволено. Олег тяжело вздохнул и двинулся вперед. Его жест показался ей немного угрожающим, стало неуютно. Она отошла назад, пока не натолкнулась бедрами на подоконник. Сердце заколотилось в бешеном ритме. Он аккуратно провел ладонью по ее лицу, посмотрел в бездонно синие глаза, и вновь убрал руку в карман.
- Ревнуешь?
- Нет. Уже давно нет, Олег,- ступила чуть вперед, словно набираясь смелости, - три года назад было больно, я думала, что это конец. Потом хотела вернуть тебя, до безумия, до одури…но ты меня не слышал. После хотелось убежать, исчезнуть из твоей жизни, но ты не отпустил…ты никогда не отпускаешь то, что принадлежит тебе…а я, я уже давно твоя вещь, твое финансовое вложение, с которого ты снимаешь неплохие проценты. Кстати, в этом месяце, у меня три предложения на главные роли, - хмыкнула отворачиваясь, и кивнула на девицу,- купи ей приличное платье, в этом она выглядит шлюхой.
Олег вобрал в себя больше воздуха, резко хватая Ружевич за запястье.
- Не смей, слышишь, не смей…
- Что? – сжала челюсть так, что выступили желваки, а венки на шеи набухли,- у меня нет права голоса, я должна молчать?
Мужчина сильнее сжал запястье, придвигая ее ближе к себе. Холодный, чужой, мрачный. Когда-то она любила этого мужчину, любила всем сердцем, существом. А после он предал ее, предал, лишая всякого права выбора — забирая свободу, тогда и наступила ненависть, а теперь, теперь ее уже давно накрыло безразличие. Ведь когда живешь не своей жизнью, подчиняясь предателю, понимаешь, что была глупой дурой, посмевшей верить в его любовь. Теперь она жила ради матери. В душе поселилась болезненная пустота, потому что она была предана, растоптана и заживо закопана в землю. Ее словно посадили на цепь, позволяя делать лишь то, что угодно хозяевам. Часто она задавалась одним-единственным вопросом, почему просто нельзя отпустить? Почему нужно ее мучить? Если пару лет назад она бы восприняла это за любовь и страх с его стороны, то сейчас точно знала одно – любить он не умеет, а страха лишен с рождения. Тогда что же это? Ответ был прост и неприятен до неприличия, в нее вложено слишком много средств, столько, что и она сама не могла полностью представить эту сумму.