Галактион вышел из аптеки, мерно вдыхает морозный воздух. Аккуратно, дозировано, ни коем образом не резко и не глубоко. Нужно привыкнуть к сухому холодному воздуху, после спертого и теплого внутри аптеки. Есть вероятность, зайтись в утробном кашле, привлекая неприятное внимание окружающих тебя людей.
Внимания людей Галактион никак не хотел на себе ощутить. Всю жизнь он его избегал, и так не смог свыкнуться с окружающим социумом.
Оглядываясь по сторонам, выстраивая правильное дыхание, никак не получалось заметить Сергея. Достал телефон, старый с кнопочками, такие выпускают специально для стариков. Мелкая моторика уже не та, а зрение и подавно. Вот и приходится на ощупь, по памяти набирать цифры телефонного номера нужного абонента вручную.
- Один. Два. Четыре. Четыре...
Гудки телефона.
- Данный абонент в настоящее время не может вам ответить, оставьте голосовое сообщение или перезвоните позже.
- Проклятье. Что он там делает? - думать о плохом Гал себе запретил.
Помявшись на месте, надеясь вот-вот увидеть бодро вышагивающего друга, Гал пошел к дому Сергея, искренне надеясь, что у того просто внезапно приехали родственники или же другие мирские заботы, побудили того внезапно всё бросить.
Продолжая дозвониться, Галактион вышел из-за поворота, и до его слуха донеслась знакомая мелодия. Сергей Павлович поставил себе на звонок Sabaton - Panzerkampf, символично? Не находите?
Into the motherland the German army march
Два самых мерзких урода, которых я только видел за всю свою жизнь, рассматривали сбитую краску на капоте своей китайской иномарки премиум класса. Бездыханным мешком еще не остывшей человеческой плоти лежал мой мертвый друг.
Злость, ярость, обида, горечь, ступор.
Я смотрел на этот сюр, и не мог сказать не слова. Выступили слёзы бессилия.
А на фоне играла музыка, что восхваляла дух борьбы.
Тьма.
Врачи скажут:
- Не выдержало сердце, ласково хрустя бумагой в кармане.
- Пролом черепной коробки, предположительно дубиной, - скажет археолог, раскапывая древние захоронения серверных дикарей.
- И так я умер. - я закончил свой рассказ неясной тени, что встретила меня на том свете.
В том, что это посмертие я не сколько не сомневался.
Очень сложно не понять этого, сначала ощутив отсутствия телесных оков, а в особенности старческих болячек. Затем пришло осознание смены мышления.
Я больше не чувствовал на себе тяжести бесцельно прожитых годов, не было вечной усталости, бил лишь обострившийся цинизм.
И будучи максимально циничным я препарировал собственную жизнь, множество раз просматривая каждый свои диалог, каждый свой поступок. Внося где-то в мысленном блокноте пометки. Выстраивал зависимости, отмечал собственные ошибки.
Это действие на только увлекло, что мне кажется на это ушли года, если не столетия.
Увлекшись самобичеванием, заметил Тень, только тогда когда она со мной заговорила:
- Что ты хочешь мне рассказать?
Я не мгновение не сомневался, что она имеет право задавать вопросы и получать на них ответы. Не было страха перед великой силой, который очень часто любят приписывать разные авторы в своих вымышленных мирах. В моем мире я не испытывал страха перед смертью.
- О том, как ушел из жизни. - Ответил я и рассказал смерти, о том, как отправился сюда.
- Что ты понял, за все то время, что находишься в моем распоряжении?
- Что понял?... Я понял что я сам сюда пришел, я понял что всю свою жизнь искал смерти. И в описках этой смерти, я отталкивал от себя людей. Я не хотел жить среди них, хотя я старался. Я стремился как-то ужиться, но... я слишком сильно хотел умереть.
Ты шла со мной всю мою жизнь, и ты скорее всего заметила, как я искал тебя. Когда в шел по улице города, где-то там в коре головного мозга надеясь, что какой-нибудь пьяный водитель меня собьет.
А еще я понял что я был трусом.
Можно вопрос?
- Задавай.
- Которая это из моих жизней?
- Ты веришь в реинкарнацию? Не замечала за тобой этого.
- Поступаешь по еврейски, вопросом на вопрос.
- Не дерзи... это твоя первая жизнь... и последняя. Человек живет один раз.
- Ясно... - сказал я и уставился в небо. В этом мире теней, было небо. Оно давило на сознание огромными толщами воды, ощущения как-будто бы смотришь со дна океана в полнолуние, но движения давались легко, а необходимости дышать не было.
- Больше ничего не хочешь сказать?
Я молчал неизвестный промежуток времени. Время в этом месте вообще стираная вещь, оно есть и его нет. Вот ты стоишь, ты чувствуешь ход своих мыслей, можешь определить их последовательность, и в тоже мгновение ты понимаешь, что все это происходит мгновенно, но проходят столетия.