В Париж мы вернулись двенадцатого июля, специально на день раньше, хотя день независимости объявлен четырнадцатого числа, отмечать День взятия Бастилии французы начинают еще с вечера тринадцатого июля. Тогда организовываются различные народные гуляния, одним из самых известных и заметных является «Бал пожарников». Уж не знаем, как в этот вечер обстоят дела с пожарной безопасностью в городе, но вот «пожарное» веселье держится на уровне.
Каждая пожарная часть, каждого из 20 округов Парижа устраивает открытые дискотеки и концерты, которые может посетить любой желающий. Кто-то из служащих приходит на праздник в рабочей форме, кто-то в гражданской, а кто-то и вовсе «налегке». По отзывам бывалых, из французских пожарных можно устроить настоящий конкурс красоты. Обычно такое мероприятие заканчивается большим салютом.
Вечером мы посетили настоящий бал, в саду Тюильри. Именно там ежегодно проводится Большой бал, который как раз и сохранил все основные традиции этого мероприятия. Пары со всего мира съезжаются тринадцатого июля в Париж, чтобы потанцевать, да и просто побывать в качестве гостей такого светского раута. На Большом балу, к тому же, в отличие от венских, царит довольно непринужденная атмосфера. Правда для меня он являлся скорее визуальным зрелищем, потому как те танцы, что я знал, как-то не приняты на таких мероприятиях, зато бабушка блистала как никогда. Уже поздно вечером возвращаясь домой она призналась мне, что очень давно так не веселилась как сегодня.
Усталые, но довольные, мы разошлись по своим комнатам и мгновенно уснули.
Обычно я не помню своих снов. Разве что отдельные моменты, особенно запомнившееся мне, но сегодняшний сон, запомнился мне от начала и до конца. И я даже не знаю был ли это сон, или же все увиденное мной произошло на самом деле? Во всяком случае все говорит именно об этом.
Я вдруг оказываюсь в теле четырнадцатилетнего подростка четырнадцатого июля 1789 года. Я Парижанин и судя по всему беспризорник. Во всяком случае, судя по одежде, которая в данный момент на мне я принадлежу далеко не самым богатым слоям населения, если не сказать большего. Улицы Парижа заполнены народом, который кажется снует туда-сюда без определенной цели. То тут то там собираются стихийные митинги, и кто-то из особенно крикливых начинает вещать или о скором конце света, или призывает идти на штурм крепости. Другие наоборот стараются как-то повысить свое благосостояние и собираясь в группы, врываются в богатые дома, лавки, вынося оттуда все, что попадает под руку. Я в толпе таких же, как и сам мальчишек занимаюсь примерно тем же. Революция или взятие Бастилии, для меня сейчас, что пустой звук. Гораздо больше меня интересует добыча хлеба или чего-то еще, чтобы не остаться голодным. Мы врываемся в лавку хлебопека и буквально сметаем все с его полок, после чего довольные, загруженные свежей выпечкой несемся к месту нашего постоянного обитания в пригород Сен-Дени, здесь в развалинах старых домов, в одном из подвалов располагается наша обитель. Сегодняшний день для нас воистину праздник, в отличие от остальных дней. Наевшись до отвала и запив свежую выпечку обычной водой из реки, еще не забранной в гранитные берега, мы вновь устремляемся на улицы Парижа в поисках новых приключений, и запасов, прекрасно понимая, что завтрашний день может стать совсем иным и такого изобилия больше не будет. О чем-то задумавшись отстаю от толпы таких же беспризорников, как и сам и вдруг оказываюсь возле одного из полуразграбленных домов. Видя, что дом уже никого не интересует вхожу в него в надежде отыскать что-то нужное для себя. Поднявшись на второй этаж, вижу огромную лохань с еще почти горячей водой и разбросанные в полном беспорядке по всей комнате детские вещи.
— А почему бы и нет⁈ — Возникает шальная мысль.
Тут же сорвав с себя дерюгу, в которой я одет, погружаюсь с головой в лохань и некоторое время лежу в ней испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие тепла и покоя. Будто вновь попал в далекое, как мне кажется детство, когда еще у меня имелись родители и я жил с ними в нормальном доме. Вынырнув из воспоминаний вижу на стоящей рядом табуретке пузырек с жидким мылом, подхватив который тут же выливаю на свою голову, и усиленно втираю в длинные непослушные и ужасно грязные волосы. Вода тут же становится чёрной от смытой с меня застарелой грязи. Оглядываюсь вокруг и замечаю стоящую неподалеку еще одну бадью с водой, заваленную какими-то вещами. Тут же выскакиваю из своей ванны и поднатужившись выливаю ее содержимое прямо на пол, ничуть не заботясь о том, что это может повредить валяющимся тут вещам, или самому дому. После подтянув лохань поближе к бадье вновь оказываюсь в ней и найденным тут же черпаком, обрушиваю на себя уже холодную воду из бадьи, смывая с себя остатки грязи и мыла.