Очень не хотелось быть битым, но с другой стороны я прекрасно понимал, что я просто не справлюсь с тремя пацанами, хотя и не собирался отказываться от драки.
Понимая, что деваться мне некуда я оглядывался вокруг в поисках выхода из создавшегося положения. И тут мне на глаза попался черенок от лопаты. Согласен, что подобный выход не самый спортивный, но в тот момент я об этом даже не задумывался.
Сделав пару шагов в сторону увиденной мною палки я со всего размаха бросил свой портфель в самого сильного своего противника и резко нагнувшись подхватил в руки найденное мною оружие. С этого момента все разговоры были закончены.
Взревев раненым быком, первым бросился на своих преследователей, раздавая удары направо и налево. Как оказалось, этого было более чем достаточно. Уже спустя минуту я остался совершенно один, а сбежавшие от меня пацаны, крутили у виска и называя меня психом, старались привести себя в порядок, и грозя подловить меня в темном уголке.
Оказывается, за те несколько секунд махания палкой, я успел поставить им несколько ушибов и синяков, а одному даже разбить в кровь плечо, порвав заодно и рубаху. Так получилось, что в пылу схватки я просто не обратил внимания на торчащий из черенка огрызок гвоздика. Впрочем, даже заметив его я не особенно расстроился. Не я все это затеял. Даже если меня и обвинят в нападении, что позже и произошло, все равно я считал себя правым.
Дрался я и раньше, но даже тогда не принято было нападать втроем на одного. Хочешь драться дерись, но будь честным по отношению к противнику, если хочешь, чтобы и к тебе относились так же. Но такие правила были приняты у нас, тех кто родился и жил в Ташкенте постоянно. Здесь же против меня выступали приезжие. То есть те кто попал в мой город после землетрясения, вместе со строителями и другими работниками оказывающими городу братскую помощь в его восстановлении. Как оказалось, у братской помощи есть несколько сторон. Вот одна из них и проявилась в этой стычке.
Уже на следующий день вызвали в школу мою мать, записав в дневнике замечание о том, что это оказывается я напал на одноклассников и избил их непонятно за что.
Правда во время разборок в кабинете директора школы между мной и остальными участниками драки, истина о том, что именно меня хотели немного проучить, а не я нападал на них все же вылезла на свет. Но меня, тут же обвинили в том, что я оборонявшись, взяв в руки палку.
— И что же? Я должен был терпеливо сносить их удары, не отвечая на них. А ничего, что их было трое⁈
— Но палка не выход из положения! — произнесла директриса. — Можно было бы решить вопросы мирным путем.
— Например? — спросила моя мама.
— Например просто убежать. Или позвать на помощь. — ответили ей.
— А после этого меня будут все тыркать и обзывать трусом? И вы считаете, что после этого все бы закончилось? — не выдержал я. — Уж лучше я буду ходить с палкой!
Итогом всей разборки стала постановка меня на учет в детской комнате милиции и некоторый скандал, произошедший дома. Пообещав маме никогда не начинать драки первым, я ее немного успокоил, хотя возможно мне это показалось.
Правда уже на следующий день стоило одному из моих противников чем-то пригрозить мне, я сразу же ответил ударом, даже не пытаясь что-то сказать в ответ.
В общем вскоре меня оставили в покое, за глаза называя психом, а иногда и зверенышем по моей фамилии, за готовность начать драку по любому поводу и готовность использовать в ней любой подручный материал, не зависимо от того, что удар, например, арматурой может и изрядно покалечить. Что однажды чуть было не произошло.
Подобное не прибавило мне друзей, зато и враги старались обходить меня стороною. Зато теперь никто не привязывался ко мне в плане выделения из толпы.
Отец тоже с некоторых пор старался сильно меня не задевать, после одного случая, когда получив очередную затрещину я вызверился и попер на него вооружившись лопатой.
Разумеется, лопата была моментально вырвана из моих рук, а я получил хорошую взбучку ремнем. Но видимо сам факт того, что я поднял на него руку, плюс давно известные ему жалобы на меня со стороны родителей, пострадавших от моей ярости пацанов, заставил несколько призадуматься. И решив не накалять и без того не самые радужные отношения, затрещины и тычки с его стороны, практически прекратились. Но с другой стороны появился запрет буквально на все. Мне было запрещено брать инструменты отца, подходить к его мотоциклу, который появился чуть позже, встревать в разговоры, когда меня об этом не спрашивали, даже просто появляться ему на глаза в отсутствие матери. Разумеется, вслух об этом не говорилось, но любое нарушение тут же пресекалось. Причем не обязательно силовыми методами. Обычные тычки и затрещины, практикуемые отцом, ранее превратились в мелкие подлянки, иногда исполняемые им самим, а иногда и сестренкой с подсказки папы. И даже несмотря на то, что в итоге всего этого чаще всего страдал именно я, но и виноватым делали тоже именно меня. В один голос утверждая, например, что это именно я поставил ведро с водой на дверь, и сам же под него вляпался. Потому и убирать лужу мама заставляла именно меня и в редких случаях сестру, но после этого подлянки в моем отношении на некоторое время даже ужесточались.