Дрался я и раньше, но даже тогда не принято было нападать втроем на одного. Хочешь драться дерись, но будь честным по отношению к противнику, если хочешь, чтобы и к тебе относились так же. Но такие правила были приняты у нас, тех кто родился и жил в Ташкенте постоянно. Здесь же против меня выступали приезжие. То есть те кто попал в мой город после землетрясения, вместе со строителями и другими работниками оказывающими городу братскую помощь в его восстановлении. Как оказалось, у братской помощи есть несколько сторон. Вот одна из них и проявилась в этой стычке.
Уже на следующий день вызвали в школу мою мать, записав в дневнике замечание о том, что это оказывается я напал на одноклассников и избил их непонятно за что.
Правда во время разборок в кабинете директора школы между мной и остальными участниками драки, истина о том, что именно меня хотели немного проучить, а не я нападал на них все же вылезла на свет. Но меня, тут же обвинили в том, что я оборонявшись, взяв в руки палку.
— И что же? Я должен был терпеливо сносить их удары, не отвечая на них. А ничего, что их было трое⁈
— Но палка не выход из положения! — произнесла директриса. — Можно было бы решить вопросы мирным путем.
— Например? — спросила моя мама.
— Например просто убежать. Или позвать на помощь. — ответили ей.
— А после этого меня будут все тыркать и обзывать трусом? И вы считаете, что после этого все бы закончилось? — не выдержал я. — Уж лучше я буду ходить с палкой!
Итогом всей разборки стала постановка меня на учет в детской комнате милиции и некоторый скандал, произошедший дома. Пообещав маме никогда не начинать драки первым, я ее немного успокоил, хотя возможно мне это показалось.
Правда уже на следующий день стоило одному из моих противников чем-то пригрозить мне, я сразу же ответил ударом, даже не пытаясь что-то сказать в ответ.
В общем вскоре меня оставили в покое, за глаза называя психом, а иногда и зверенышем по моей фамилии, за готовность начать драку по любому поводу и готовность использовать в ней любой подручный материал, не зависимо от того, что удар, например, арматурой может и изрядно покалечить. Что однажды чуть было не произошло.
Подобное не прибавило мне друзей, зато и враги старались обходить меня стороною. Зато теперь никто не привязывался ко мне в плане выделения из толпы.
Отец тоже с некоторых пор старался сильно меня не задевать, после одного случая, когда получив очередную затрещину я вызверился и попер на него вооружившись лопатой.
Разумеется, лопата была моментально вырвана из моих рук, а я получил хорошую взбучку ремнем. Но видимо сам факт того, что я поднял на него руку, плюс давно известные ему жалобы на меня со стороны родителей, пострадавших от моей ярости пацанов, заставил несколько призадуматься. И решив не накалять и без того не самые радужные отношения, затрещины и тычки с его стороны, практически прекратились. Но с другой стороны появился запрет буквально на все. Мне было запрещено брать инструменты отца, подходить к его мотоциклу, который появился чуть позже, встревать в разговоры, когда меня об этом не спрашивали, даже просто появляться ему на глаза в отсутствие матери. Разумеется, вслух об этом не говорилось, но любое нарушение тут же пресекалось. Причем не обязательно силовыми методами. Обычные тычки и затрещины, практикуемые отцом, ранее превратились в мелкие подлянки, иногда исполняемые им самим, а иногда и сестренкой с подсказки папы. И даже несмотря на то, что в итоге всего этого чаще всего страдал именно я, но и виноватым делали тоже именно меня. В один голос утверждая, например, что это именно я поставил ведро с водой на дверь, и сам же под него вляпался. Потому и убирать лужу мама заставляла именно меня и в редких случаях сестру, но после этого подлянки в моем отношении на некоторое время даже ужесточались.
В общем я хотя и жил во внешне дружной семье, но был своего рода изгоем в ней. Хотя это касалось исключительно отца и сестры. Мама или не догадывалась об этом или не желала того. Хотя скорее первое, потому что все вышесказанное происходило именно в ее отсутствие. В те же моменты, когда она могла что-то услышать, отношения превращались в слащаво-приторные. Меня тут же называли ласковыми словами, мягко журили за какой ни будь проступок, всем своим видом показывая, что у нас все очень хорошо и в семье нет никаких проблем.
К этому времени я давно вырос из детского велосипеда, который вначале перешел в пользование сестры, а после был благополучно переделан в садовую тележку. После переезда в Спутник мама купила мне взрослый велосипед. Вначале хотела остановиться на «Орленке» — велосипеде, чуть меньшего размера, но немного подумав и видимо согласовав этот вопрос с отцом купила мне взрослый велосипед «Урал» со скошенной дамской рамой. Видимо из расчета дальнейшей его эксплуатацией сестрой. И хотя я первое время не мог в силу своего роста достать до педалей с седла, меня это ничуть не останавливало от покатушек стоя на педалях.
Чуть позже у нас дома появился мотоцикл. Уж не знаю, на какой свалке отец его нашел, но это чудо действительно было раритетным. Больше всего в нем меня и всех соседских мальчишек удивляла как ни странно именно коляска. И, наверное потому, что на передней ее части стояла странная конструкция служащая, по словам соседа-военного для установки там пулемета.
Из услышанного случайно разговора родителей я узнал, что сей мотоцикл действительно прошел почти всю войну и был привезен в Ташкент в качестве трофея.
Отцу он достался за смешные деньги из-за того, что в нем ничего не работало. Фактически на тот момент это была телега на трех колесах.
Где-то с полгода отец упорно пытался его завести, и когда это наконец произошло, тут же продал его, наверное устав от вечных ремонтов. Спустя месяц или два после продажи во дворе появился другой, более современный мотоцикл ИЖ-П56. Правда ему уже было больше десяти лет, но он хоть и выглядел не новым, но был вполне рабочим.
После появления своего транспорта мы, вместе со всей семьей стали часто выезжать для отдыха на речку или в горы. Правда в горы все же реже, потому что вчетвером на мотоцикле ехать оказывается было нельзя, но вот на речку вполне допустимо. Разница состояла в том, что для поездок в горы было необходимо пересекать город, хоть и по окраине, но тем не менее была возможность нарваться на пост ГАИ. И в итоге лишиться прав. На речку же проехать было гораздо проще. В нашем районе не так часто расхаживала милиция, а от нашей квартиры до въезда в ближайший колхоз, где о Гаишниках никогда не слышали было чуть больше пары сотен метров. Правда и до самой реки было их около пяти километров, поэтому съездив туда пару раз с родителями на мотоцикле, все остальные выезды я добирался туда на велосипеде. Так мне было гораздо удобнее и интереснее. Если на мотоцикле все же старались придерживаться дорог, я выбирал для поездок тропинки, а иногда вообще ехал напрямую через поля в итоге добираясь до места гораздо быстрее остальных.
Глава 2
Юность
Беда пришла совсем не с той стороны, где казалось ее можно было ожидать. В один из летних дней, мы всей семьёй собрались поехать на Чирчик — речку, что протекала неподалёку от нас искупаться и приятно провести входной день.
Я как обычно, отправился туда на велосипеде. Во-первых, так было удобнее мне, а во-вторых, спокойнее для родителей. Хотя гаишники и считались редкими гостями в нашем районе, но все же отмахиваться от случайного их появления не стоило. И лишний человек на трехместном мотоцикле, мог привести к штрафу или лишению прав. О том, что в итоге крайним окажусь именно я, в этом случае, никаких сомнений не было. Поэтому проще было воспользоваться велосипедом.
К тому же совсем недавно я в одной из книжек вычитал о появлении такого вида спорта как триал. Сама концепция его мне жутко понравилась, и я при каждом удобном случае старался как-то воплощать это в жизнь. Возможно я и не совсем правильно понял идею этого вида спорта, но из моих рассуждений следовало то, что нужно было преодолевать препятствия, сохраняя при этом равновесие и не касаться земли ногами. Правда, когда я читал об этом виде спорта, подразумевались мотоциклы, но за неимение оного я решил, что для начала пойдет и велосипед. Не сразу, но кое-что у меня все же получалось. В качестве таких препятствий я чаще всего выбирал вспаханное поле. Если раньше я пересекал его по натоптанной тропинке, то сейчас старался выбрать дорогу так, чтобы на пути появлялось как можно больше вывернутых глыб земли. Преодолевая их на своем велосипеде, порой приходилось замирать в почти неустойчивом положении, выбирая дальнейший путь, или же наоборот стараться проскочить его с одного маха. Разумеется, времени на обычную дорогу уходило гораздо больше, зато и было гораздо интереснее. А править восьмерки на колесах я приучился еще год назад, когда отец на очередную просьбу матери, просто оттолкнул от себя мой велосипед, сказав: «Сам сломал, пусть сам и делает!».