– Тихо вы, черти! – смеюсь я и захожусь в очередном приступе кашля. – Я болею, меня беречь надо. Ну, рассказывайте, как у вас дела?
– Да что мы! Когда тебя выпустили?
– Меня никто не выпускал. Я сам сбежал с Лубянки и теперь нахожусь на нелегальном положении. В бегах я, короче. А вы откуда знаете, что меня арестовали?
– Москвин мне похвалился, что лично тебя арестовал в аэропорту, – скривилась Юлька.
– Еще что сказал?
– Что тебя теперь железно посадят, а Димку за пособничество врагу выпрут из универа и комсомола.
– Рано радуется, сволочь! Это мы еще посмотрим – кто кого и откуда выпрет. Но никто в университете не должен пока знать, что я на свободе, слышите? Все должны думать, что я по-прежнему сижу на Лубянке.
– А Вике-то можно сказать?
– Нет. Не нужно ее в это впутывать. Да и следят за ней теперь, – привожу я решающий аргумент. Друзья согласно кивают.
Я откашливаюсь и задаю резонный вопрос:
– А вы что в редакции вечером делаете?
– К митингу готовимся, – радостно докладывает Лева.
– К какому еще митингу? – офигеваю я.
– В твою защиту! Мы уже и плакаты нарисовали. Завтра утром у Кутафьей башни Кремля встанем, так чтобы нас депутаты пленума увидели.
Теперь уже у меня глаза на лоб лезут:
– Совсем сдурели?!
– А ты думал, что мы тебя бросим? Нет уж! У нас завтра весь журфак на митинг собирается.
– Да вас там скрутят и по «воронкам» распихают!
– Ничего, «воронков» на всех не хватит!
– Пусть колонной по всему проспекту Маркса на Лубянку проведут! И мы все продумали. Нас сам Гагарин обещал поддержать.
– А его-то вы зачем привлекли?
– Чтобы шуму больше было. Да не переживай, Лех, он сразу согласился, как мы позвонили.
Час от часу не легче! Вот так сидишь на Лубянке и не знаешь, что за ее стенами происходит. Из дальнейшего их рассказа я узнаю, что Москвин заловил вчера утром Юльку прямо в университете. Начал похваляться, какой он крутой, как меня прямо у трапа скрутил. Потом стал требовать, чтобы Прынцесса ему подписку дала на сотрудничество с КГБ. Ага… нашел кому угрожать! Заноза послала его в дальние дали, а сама тут же помчалась к ребятам. Через полчаса уже весь университет знал, что Русина вчера арестовали злобные комитетчики. Ну, и понеслось…
Сначала всей гурьбой отправились к Заславскому с требованием вмешаться, тот пообещал ребятам позвонить Федину. Потом они пошли в партком. Там предложили подождать немного, пока все прояснится на пленуме. Поняв, что так им ничего не добиться, девчонки нашли Светлану Фурцеву, и та сразу же помчалась к матери в министерство. А уже вечером здесь в редакции собралось экстренное заседание нашего клуба. На нем и решили устроить митинг в мою защиту. Кто-то из ребят предложил подключить Гагарина. Телефон Юры в редакции был, Левка тут же начал ему звонить.
А сегодня с утра Оля «Пылесос» с Леной поехали по столичным вузам, предлагая комсомольцам присоединиться к митингу студентов университета. Коган-старший отправился в Союз журналистов, а Вика в Союз писателей, чтобы встретиться с Фединым и Шолоховым, который кроме того, что депутат Верховного Совета, еще и член ЦК КПСС, а значит, будет принимать участие в завтрашнем пленуме.
В общем, друзья развили такую бурную деятельность по моему освобождению, что мама не горюй! Приятно, конечно, чего уж там говорить, но не хотелось, чтобы ребята из-за меня пострадали. Нужно их подстраховать. А позвоню-ка я англичанину Джону Муру из Evening Standard. Пусть подежурит с другими репортерами у Кутафьей башни – глядишь, и не рискнет новая власть арестовывать студентов на глазах зарубежной прессы. Им сейчас международные скандалы ни к чему. Только нужно обязательно проконтролировать содержание их плакатов и транспарантов. Чтобы никакой диссиденщины! Исключительно цитаты из классиков марксизма-ленинизма и Программы КПСС. Можно еще из Кодекса строителя коммунизма чего-нибудь надергать.
Об это я и сообщаю своим друзьям. Смотрю – пригорюнились мои орлы и орлицы…
– Вы что, уже какой-нибудь антисоветчины понаписали? – с подозрением оглядываю я друзей.
– Ну… не то чтобы антисоветчины, – мнется Левка, – но перца, конечно, добавили.