Он сделал телефонный звонок. Через несколько минут, пока мы все еще обсуждали ситуацию, кто-то позвонил в дверь. Я открыл ее и обнаружил носильщика со всеми моими пропавшими вещами в руках.
К счастью, практически все мои встречи с поклонниками гораздо более приятны. А на случай, если я вдруг начну принимать вопрос популярности слишком близко к сердцу, всегда есть цитата из Гюго… и память о встрече с одним поклонником в 1971 году, когда я выступал в театре «Коконат Гроув» в Майями. Я выходил из лифта в вестибюль гостиницы, когда пожилой джентльмен схватил меня за руку.
— Эй! — закричал он. — Смотрите-ка, кто здесь! Я вас знаю! Я вас все время по телевизору смотрю! Я просто должен получить ваш автограф!
Пока мы рылись в поисках бумаги и ручки, он заметил своего друга, идущего по вестибюлю.
— Чарли! — завопил он. — Ну-ка быстро иди сюда! Смотри, кого я нашел!
Чарли покорно подошел, а мы как раз обнаружили кусок бумаги, и я уже был готов запечатлеть на ней свое имя.
— Чарли! — восхищенно объявил мой новый знакомец. — Ты знаешь, кто это? Ты все время видишь его по телевизору! Это же ж сам Крескин!
Я радостно расписался «Крескин» на клочке бумаги, пожал руки обоим мужчинам и удалился.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Семья Звездного пути
НИМОЙ: Когда Спок стал необычайно популярен, я был очень горд и надеялся, что все мои «родители» в «Звездном Пути» — продюсеры, и руководители студии, и, в особенности, сам Создатель — будут очень довольны. К моему глубокому разочарованию, им приходило в голову все, что угодно, кроме этого. Они были нервными, параноидальными, даже враждебными — но не довольными.
СПОК: Я вполне понимаю. Мне приходилось трудиться в сходных условиях.
НИМОЙ: Тебе, Спок? Правда?
СПОК: Да, действительно. Мой отец никогда не одобрял моего решения вступить в Звездный Флот. Собственно, наши семейные узы были совершенно разорваны не менее восемнадцати лет. В течение этого времени мы никогда не беседовали как отец и сын.
НИМОЙ: Знаешь, кажется, в этот раз ты и вправду понимаешь.
Как я уже много раз и во многих местах говорил, когда я получил постоянную работу в сериале «Звездный путь», я ощутил, что наконец-то нашел свой профессиональный «дом» и профессиональную «семью». После шестнадцати лет пребывания «сиротой» и вечного кочевания от одного заработка к другому, для меня очень много значило наконец-то найти постоянную работу, место, которое я мог бы назвать своим. Не проходило утра, чтоб я не был благодарен, что могу весело помахать студийному охраннику и выслушать его теплое приветствие, пока он открывает ворота, чтоб я мог проехать. В прошлом я всегда был чужаком у студийных ворот, вечно вынужденным останавливаться и объяснять, зачем я тут, и только надеяться, что створки для меня распахнутся.
Коллеги-актеры мне и вправду виделись братьями и сестрами, а режиссеры, продюсеры и руководители студии — родителями. И я чувствовал себя благословленным, раз нахожусь среди таких талантливых, творческих людей.
Но даже в самых сплоченных семьях не обходится без недопонимания и внутреннего напряжения. И «Звездный путь», конечно, был от них не защищен.
К счастью, большинство наших разногласий были незначительными и являлись просто нормальной, естественной частью творческого процесса — и споры такого рода быстро разрешались и забывались.
Но — и это очень большое «но» — определенное весьма неприятное напряжение развилось между мной и моими «отцами», напряжение, которого не было, когда я только пришел работать на съемочную площадку «Звездного пути». Оно было рождено успехом вулканца, и, как и популярность Спока, росло и росло до тех пор, пока его не стало невозможным игнорировать.
Один из первых намеков на новое отношение студии к популярности Спока появился через несколько месяцев после инцидента в Медфорде, штат Орегон. Я сделал запрос на офисные принадлежности — ручки, карандаши, бумагу — у «Дезилу», чтобы как-то справиться с нарастающим объемом фанатской почты. (К тому времени он возрос примерно до десяти тысяч писем в месяц). Я полагал, что это был очень скромный, будничный запрос — ну что такое несколько коробок ручек и карандашей для голливудской студии, верно?
Неверно. Несомненно, эти письменные принадлежности значили для студии гораздо больше, чем я мог вообразить. Вот официальный ответ, который я получил от управляющего по делам студии Эда Перлштейна.