И после допроса меня обкорнали, как каторжника, но этим дело не ограничилось, потому что в следующий раз меня, к тупому изумлению, повели отнюдь не в камеру пыток, а во двор, где на крыльце уже обретался Найтли. Во дворе стояла телега, а кругом бродили солдаты в куртках из буйволовой кожи и медных касках. Найтли был так же связан, как я, но казался не более испуган, чем при нашей последней встрече.
– Найтли, – сказала я. – Я не выдержала твоего совета. Я выдала себя… и… вот… – Мне было очень стыдно.
Похоже, если бы веревка позволила, он бы пожал плечами.
– А я и не предполагал, что ты сможешь притворяться до конца, Алиена.
– И что теперь?
– Теперь нас повезут в Тримейн. Закоренелый чернокнижник и молодая ведьма – пара, достойная костра в императорской столице, а не в таком захолустье, как наш Солан. Во всяком случае, я сумел их в этом убедить.
Он отнюдь не был напуган. Или от допросов двинулся умом, или понимал что-то, чего не понимала я.
Нас запихнули в телегу, и, помимо того, что мы были связаны по отдельности, нам связали ноги общей веревкой. Я ожидала, что еще колодки наденут, но обошлось.
Конвой сопровождали монах – не тот, что приходил нас арестовывать, а другой – и какой-то мелкий чин от трибунала, фискал, не то секретаришка. И два десятка солдат – я их разглядывала с тщанием: может, попадется кто из нашего квартала, но нет, ни одной знакомой рожи.
Мы выехали за ворота поутру и за ближайшим поворотом оказались в лесу. Кажется, я начала понимать, в чем кроется бесстрашие Найтли, – он надеялся сбежать по дороге. Но как? Он не произносил ни слова, сидел уронив седую голову на тощие колени и словно бы дремал. Я, напротив, привалилась спиной к борту телеги, чтобы не было видно связанных рук. Потому что… потому что еще прежде, чем осознала, что делаю… откуда-то я знала об этом, может, слышала в детстве в «Морском чуде» от воров и контрабандистов… Нужно было как можно сильнее напрячь мышцы и потом совершенно расслабить. И снова. И снова. И так много раз, при этом тяжко и скорбно дыша и глядя кругом взглядом коровы, ведомой на бойню…
Веревка по-прежнему обматывала локти и запястья, но я могла сбросить ее в любое мгновение. Если Найтли что-то заметил, то ничего не сказал.
Пала мгла. Чин из трибунала громко ругался, что не успел доехать до постоялого двора. Пришлось становиться лагерем в лесу, что никого не прельщало.
Нас вытолкали из телеги, а так как ноги у меня были связаны, я тут же шлепнулась на землю носом книзу, и платье у меня задралось выше колен. Солдаты заржали, а один из них нагнулся и принялся меня щупать. Я могла бы затылком разбить ему лицо, а потом кинуться в драку, но сдержалась и продолжала лежать. Когда нас вытолкали на обочину, солдат вернулся. Было темно, и я могла только чуять запах перегара и гнилых зубов. Он снова схватил меня.
– А ведьма-то не прочь позабавиться напоследок. Ишь как глазищами зыркает, – говорил он, задирая мне подол. – Я ведьм не боюсь, они небось самые горячие… пока не сгорят.
– Пожалей несчастного отца, – послышался голос Найтли, жалкий, дребезжащий, совсем на него непохожий. – Мы бессильны против вас… но, умоляю, не позорь мою дочь перед всеми. По крайней мере отведи ее в лес.
Я словно окаменела. Солдат нагнулся, вытащил нож и перерезал веревку, стягивающую ноги. Потом сунул нож за пояс, схватил меня за плечо и потащил в чащу. Скрыться он, ясное дело, собирался от взора отнюдь не скорбящего отца, но монаха.
Он был очень занят и совсем не рассчитывал, что руки у меня будут свободны… и не озаботился снять с себя перевязь с оружием. Спешил, видно. Не спешил бы, может, до сих пор был бы жив. И только хлюпнул, когда я его собственным ножом перерезала ему горло от уха до уха, «открыла ему второй рот», как это жизнерадостно называли в «Морском чуде», где я и нагляделась, как это делается. Потом спихнула с себя труп и машинально одернула подол. В голове у меня шумело, но не успела я опомниться, как из кустов выбрался Найтли. Он подобрался совершенно бесшумно, чего я от него совсем не ожидала, и, казалось, не был удивлен увиденным, как будто сам все это и подстроил… А ведь и подстроил же!
– Уже управилась? – сухо осведомился он. – Развяжи мне руки.
Я молча полоснула окровавленным лезвием по веревке, стягивавшей его запястья. Он быстро выхватил у меня нож и вытер его об одежду мертвеца.
– Бери меч, Алиена, бежим. Некогда ждать.
Всю ночь мы продвигались в направлении, указанном Найтли. На север. Сначала двигались по звездам, а потом, ближе к полуночи, наткнулись на ручей и пошли прямо по воде, на случай, если по нашему следу пустят собак. Когда мы убегали, я почему-то прихватила с собой веревку, которой прежде была связана, и теперь подпоясала ею одежду и подоткнула подол. Пока что я слишком устала и отупела, чтобы задавать вопросы, и просто следовала за Найтли. Но, как видно, он устал еще больше меня и, когда уже брезжил рассвет, выбрался на берег и сказал, что нам необходим отдых. Там же, на берегу, мы и свалились.
Я проспала, судя по тому, как стояло солнце, когда я открыла глаза, часа два-три. Меня мучила жестокая жажда, язык прилипал к гортани, и кишки просто ссохлись. И это при том, что вода была под самым боком. Окончательно проснувшись, я напилась из ручья, пригнувшись к воде и не выпуская меча из рук. При этом услышала шелест в осоке и мгновенно распрямилась. Но это был Найтли. Он тоже проснулся и внимательно разглядывал меня… словно счета сверял.
– Сейчас попробую наловить рыбы, – сказала я ему.
Рыбину мне удалось поймать одну, но крупную, пятнистую, с розоватыми плавниками.
– Я почищу, – сообщила я Найтли. – Только придется есть ее сырой.
– Я мог бы вызвать заклинание огня, – задумчиво произнес Найтли, – но… нет, лучше попробуем сырую.
Мы принялись за рыбу, которая и сырая оказалась недурна.
– Тримейн остался к западу от нас, – рассказывал Найтли, выплевывая мелкие косточки. – Нам нужно двигаться на север, по направлению к Эрденону. Перейдем границу по реке. Главное – оказаться под юрисдикцией герцога Эрдского. Он не подписал с Тримейном договор о выдаче преступников. Правда, я не могу поручиться, что стражники не рискнут так же беззаконно пересечь границу, но я на это надеюсь. В общем, чем дальше мы успеем уйти на север, тем лучше.
– В Междугорье.
У него даже челюсть отвисла.
– Почему туда?
– Не знаю… мне показалось, что это важно… и что мы именно туда направляемся.
Он схватился за виски и пробормотал что-то вроде: «Я должен был это предвидеть».
Тем временем я закопала остатки завтрака. Найтли поднял голову и сказал строго, как учитель на уроке:
– Пока что нам важно добраться в Эрденон. В город Эрденон. Усвоила?
И мы двинулись в путь – умудренный жизнью, уверенный в избранном пути адепт и я, – кто? – заткнувши за пеньковую опояску дешевый меч из плохой стали.
Если бы не мои мрачные мысли, в лесу было бы даже неплохо. Погода была в самый раз для ходьбы, дождя не было уже порядком, и палая листва пружинила под ногой. Если мы уйдем от погони, нужно будет подумать о пропитании. Грибы, наверное, уже есть, и потом, охота… правда, стрелять не из чего, но я могу выстругать что-нибудь вроде дротика, а глаз у меня верный. Сквозь заросли боярышника, покрытого зелеными еще ягодами, мы выбрались на небольшую поляну, и тут Найтли остановился. Дыхание со свистом вырывалось у него из груди.