Подхожу к ним, они все трое вопросительно смотрят на меня. У Герты лицо строгое напряжённое, у Николая такое же, и только Михаил смотрит на меня с каким-то интересом и с улыбкой на губах. «Ну что, всё-таки решил проводить своего учителя, а я уже думал, что и не придёшь». Я чувствую себя как бы виноватым за то дерзкое высказывание, и говорю ему: «Михаил, ты прости меня за мою несдержанность» — «Да ладно, — перебил меня он, — нашёл, о чём говорить на прощанье, в жизни ошибаются все, только кто не живёт, тот и не ошибается, давай забудем…» Он не закончил мысль, подошёл автобус, и ему надо было садиться в него. На прощанье мы обнялись, в этот момент на ухо он сказал мне: «Сеня, у меня к тебе просьба, как можешь, помоги Герте, ей трудно будет без меня». Затем он вошёл в автобус, а за ним туда вошли и Герта и Николай.
Я шёл в общежитие, а сам думал: «Как я могу помочь Герте? Ну что мне отдавать ей свою зарплату, что-ли? Но я не так много получаю, чтобы делиться своей зарплатой, сам ещё хожу в солдатской одежде, так что прямо не знаю, что и делать. Ну и задал ты мне, Михаил, задачу на прощанье, очень трудную, и в данном случае не выполнимую». Как из этого положения выходить я не знал. Потом решил, торопиться не надо, поживём, увидим. На другой день, я вышел на работу и странное дело, те куряки, которые были в заливочной, со мной не стали общаться, даже мой друг Виктор Клименко, не стал мне пожимать руку, а только кивал головой в знак приветствия. Думаю, за что они на меня обиделись? За то, что я их защищал от несправедливости? Ну, в общем, не знаю, в чужую душу не залезешь, как идёт, так пусть и идёт. А вот пан Льяна, по национальности поляк, который у нас на заводе работал шлифовщиком цилиндров, подошёл ко мне, пожал мне руку и сказал: «Молодец, правду надо защищать». С тех пор у нас с ним стали дружеские отношения. Но все же, холодное отношение курильщиков ко мне, меня как-то задевало, и я решил своими чаяниями поделиться со своим товарищем Анатолием Мальцоном, нашим мастером ОТК. Мальцон был старше меня на четыре года, он уже имел среднетехническое образование, да и вообще, он начитан и умница. Воспитывался в интеллигентной семье, отец его врач, мать учительница, было от кого научиться, не чета мне. Так вот, что он мне по этому поводу сказал: «Сеня, ты знаешь поговорку: «Не делай добра не получишь зла»" — «Да знаю, я эту поговорку, от мамы постоянно слышал, только я думал, что она ко мне не относится» — «А зря, народные пословицы относятся к нам к каждому, ведь это не просто слова, а жизненный опыт. Вот, кажется, ты сделал доброе дело и защищал товарищей от произвола, пусть в малом масштабе, но всё же это произвол, и они, почему-то на тебя обиделись. Зададим вопрос, почему? И получаем ответ. Да потому что они тебе просто завидуют, вот ты смог сказать о несправедливости, а они не смогли, а почему не смогли? Да потому что струсили, они минимум четыре раза в день ходили в заливочную курить и клали в ту баночку, по одному злоту, и молчали себе в тряпочку. Как говорится, жили по принципу, моя хата с краю, говорят, значит надо делать, вот и весь их принцип. А ты пришёл и всё эту их затею поломал, вот они на тебя и злятся, ведь ты по сравнению с ними ещё пацан, а смог так поступить, а они не могли. Да ладно, Сеня, плюнь ты на них, у тебя есть настоящие друзья, спортсмены, кстати, ты сегодня на тренировку пойдёшь?» Я Мальцону ответил, что приду и на этом мы с ним расстались. Прошло уже более двух недель, как уехал Крамаренко, я самостоятельно работал на сборке двигателей, конфликт начал забываться, Герта со мной стала здороваться, да и остальные мало-помалу общались со мной, только два человека: Петухов, наш кладовщик, и Николай, сборщик двигателей ГАЗ-51, продолжали не общаться со мной. Ну, Николай понятно, он от меня получил по физиономии за дело, а почему Петухов на меня дуется, я так понять и не мог. Оказывается, ларчик, как говорится, открывался просто. Петухов хотел занять место Михаила возле Герты, а она его отвергала и всё заигрывала со мной. В присутствии Станислава восхищалась моей молодостью, выправкой, моими белыми, как снег, зубами. А его это злило, ему было уже за сорок, он был высокий и сгорбленный, да и зубы у него были жёлтые, прокуренные, ну и шут с ним, жил я без него и ещё сто лет проживу. А Герте я помог, правда, не сразу, а когда первый раз поехал в отпуск. Возвратился я из отпуска с контрабандой, удачно её продал поляку и выручил приличные деньги, вот тогда я Герте и вручил 1000 злотых. Так что просьбу Михаила Крамаренко я выполнил.
МОИ ТРУДНОСТИ В МОТОРНОМ ЦЕХЕ