Гораздо позже, Иван, вдруг, а может и не вдруг, мне это неизвестно, решил переехать жить и работать в Ипатово. Работал он там, в автоколонне трактористом, там же работал и наш Григорий, наверное, он его туда и устроил. Там же Иван познакомился с женщиной, которая работала там кладовщиком. И началась их совместная жизнь. Как он там жил я, разумеется, не знаю, но могу представить по одной случайной встрече.
Как-то, в очередной ра, з я приехал к родителям на побывку, они тогда жили у Наташи в Джалге. Автобус из Джалги уходил один раз в сутки, в 14 часов, а поезд у меня отходил из станции Винодельная в 22 часа. Времени у меня в Ипатово было больше чем надо, и я решил его «убить», болтаясь по базару. Хожу по торговым рядам, смотрю, что люди продают, хотя мне ничего не надо было и вдруг вижу одинокую мужскую фигуру, которая стоит среди пыльной базарной площади, обдуваемая пыльным ветром. У меня было такое видение, что эта мужская особь, как бы потерялась, стоит одиноко в этой пыли и не знает, что делать. Мне показалось, что это наш Иван. Стоит, один, сиротливо, как будто этот человек с другой планеты и здесь у него нет ни одного знакомого человека. Я, подумал, неужели это наш Иван и решил подойти, присмотреться к нему. Подхожу к нему, действительно мой брат Иван, поздоровался с ним за руку и спрашиваю у него:
— Ваня, а почему ты здесь стоишь один, обдуваемый ветром?
— Да вот, — говорит, — жду Лену с её сыном.
Главное то, что и поздоровался и ответил он мне, так буднично, как будто мы с ним вчера расстались, а ведь не виделись мы с ним шесть лет. Я, уже знал что Лена, это та женщина, с которой он живёт. Я спросил у него: «Как твои дела?» — «Та пойдёт», — ответил он. Вот эту фразу «та пойдёт», я слышал от него и раньше, в хуторе от родных, затем от Наташи в Джалге, и в Бурукшуне, да и в селе Московском от сестры Раи. Что это выражение обозначает, я никак понять не мог. «Та пойдёт» — куда пойдёт, зачем пойдёт, к кому пойдёт, не понятно. Я, пытался это выяснить у брата, а он мне ответил так: «Та все так говорят, и я так говорю». Вот и всё объяснение. Через некоторое время к нам подошла женщина средних лет, средней полноты и такой же внешности. Она у Ивана спросила, с кем он стоит. Брат объяснил ей, что стоит он с братом Сеней, который приехал в гости к родителям из Сибири. Она, меня так откровенно, осмотрела с ног до головы, видно во мне ничего интересного не нашла, затем наклонила голову и начала свой монолог. Начала мне жаловаться на свою судьбу, на неустроенность, на то, что Иван ей по дому не помогает и многое, многое другое.
Как только она начала говорить, Иван с мальчишкой, сразу отошли в сторону, метров на пять, отвернулись к нам спиной и стоят, тихонько о чём-то разговаривают. Глядя на них я подумал о том, что этот монолог, который сейчас говорит мне эта женщина, наверное, они его слышат не впервые, и им он порядочно надоел. Я же стоял и слушал её причитания, возможно, она всем своим знакомым с такими разговорами надоела и её уже никто не слушает, а тут новый человек, дай я ему все выложу. Слушал её, слушал, потом мне всё это надоело и я ей говорю: «Зачем Вы все это мне говорите, ведь Вы осуждаете моего родного брата и рассказываете о нем такое, что мне стыдно за Вас. Я своего брата Ивана знаю с детства, и он никогда таким, как Вы говорите, не был. Он всегда был честным, трудолюбивым, порядочным человеком и я Вам не верю, что он изменился и больше никому так о нем не говорите, Вы на него просто клевещите». После моего высказывания, она на меня пристально посмотрела, видно, что такое замечание, на её причитания, ей пришлось слышать впервые.
Затем, не говоря мне ни слова, переложила свою тяжёлую, кирзовую сумку в другую руку, и пошла, позвав за собой Ивана и мальчишку. Иван с мальчиком нехотя потянулись за ней, но я остановил брата, чтобы попрощаться. Он остановился, я подошёл к нему, протянул правую руку, а левой рукой, приобнял Ивана за плечо. Он тоже подал мне свою руку, но обнимать меня не стал, так как не любил такие сантименты. Я держу брата за руку, а сам вглядываюсь в его лицо, оно загорелое, почти чёрное и очень худое, щёки ввалились, глаза видны в глубине чёрными точками, кадык на шее торчит и, время от времени, двигается то вверх, то вниз. «Да, Ваня, — говорю ему, — видно нелёгкая у тебя жизнь, но я все-равно очень рад, что тебя встретил. Из всех братьев, да и сестер тоже, ты мне дороже всех, я там, в далёкой Сибири, часто о тебе вспоминаю, желаю, чтобы в дальнейшем тебе жилось лучше, чем сейчас». Мои слова брата тронули за живое, у него на глазах появились слёзы, он ещё ниже опустил голову, чтобы скрыть их от меня, и я чтобы его не смущать сказал ему: «Иди, Ваня, тебя ждут Лена и её сын». Иван ещё, какое то время стоял со мной, по всему было видно, что он ещё хотел общаться со мной, но его уже ждали и я ему сказал: «Ваня, иди, а то тебя ждут, прощай говорить не буду, возможно, ещё увидимся, так что, до свидания».