– Мамочка, а почему тётя Лера плачет?
Тоненький голосок маленькой Киры вырвал моё сердце окончательно.
Спина застыла, превращая меня в камень.
«Она свободна…» – несмотря на осуществление задуманного, на успешный предполагаемый итог, легче не стало.
Я будто летел в пропасть, сорванный, как та гнилая груша, конечной точкой которой становится превращение в неприятную жижу.
«Клятва сдержана! Почему ты не радуешься?!» – Вопрошая мысленно, чувствуя себя отныне пустой оболочкой, ничего не слышал вокруг.
Ящеров ругался, как Чарли Чаплин, выступая в немом кино, которым стала для меня моя никчёмная серая жизнь, потерявшая былые краски. Таша что-то нервно бормотала, косясь в сторону совсем ещё молодого юнца Майкла, непонятливо хлопающего яркими синими глазами, пока маленькая девочка смущённо дёргала меня за руку, привлекая к себе внимание.
– Дядя… – было первое слово, которое я смог услышать, постепенно приходя в себя, – ты – плохой…
– Да… – присев на корточки, слушал установившуюся тишину, рассматривая девочку с шоколадными глазами и чёрными вьющимися волосами, очень напоминавшую маленькую Леру, несмотря на несоответствие возраста и кровных связей.
– Ты обидел тётю Леру – Боженька тебя накажет! – Нахмурилась копия Ящерова, поджав негодующе маленькие губки.
– Да…
Девочка нахмурилась, задумавшись о чём-то, а я боялся выпустить из ладоней её руку, будто это она вернула мой слух, и именно от неё зависит работа остальных рецепторов моего организма.
Внезапно личико девочки засияло, что-то поняв:
– А хочешь, я тебя сделаю добрым?
По гравию послышался стук туфель возвращающихся девушек, а у меня затряслась рука от страха, что я не смогу и дальше делать вид, что обида Леры задела меня сильнее, чем её саму, так быстро справившуюся со своим разочарованием.
«Нельзя! Ни малейшего шанса нельзя ей предоставлять, чтобы усомниться в моих словах, моей подлой натуре…» – Я был готов делать всё, что угодно, только бы отвлечься от боли, поселившейся в груди, стоило моим глазам встретиться с ледяным взглядом любимой.
Маленькая девочка – была всё для меня!
– Как? – Хрипло обратился к юной «Ящерке», концентрируя всё своё существование на детском силуэте, якорем привязавшем к пустой оболочке.
– Тут качели есть… – хитро улыбнулся кудрявый ангелок, вынуждая меня встать, потянув за собой, подальше от подошедших девушек, которые стали весело хохотать с молодым Стенли, изумляя чету Ящеров. – Пошли… покатаешь меня – расскажу…
Глава 11. Обратная сторона наших желаний
Мы сидели под навесом яхты Рикардо Кабальеро, приехавшего за нами к вечеру ужасного из дней моей жизни, наступившего, словно откат, сразу за самыми необыкновенными сутками, проведёнными в компании Виктора.
«Ненавижу! Убила бы!» – Лишь мысленно произнеся его имя, испытала удушающий приступ ярости, едва сдержав улыбку на губах, слушая шутки американского Мишки, который сыпал юмором направо и налево, став спасителем дружеской атмосферы, так как ни Руслан, мрачный и хмурый, ни Таша, вся нервная и дёрганная, ни тем более я или Виктор – никто из нас не то, что разговаривать, даже смотреть друг на друга не хотел.
На Стенли и Ташкевич-младшую были все надежды, и то, последняя сошла с дистанции «месть убогому упырю», которой подруга сама дала такое название, стоило нашей группе пессимистов заметить на палубе яхты, причалившей к пристани, Макарова Антона, стоящего рядом с Рикардо.
Возвращаться на виллу Зарецкого, оказалось очень тяжёлым для меня испытанием.
Когда Кабальеро предложил нам посетить Испанию, куда он направлялся по делам, внезапно нарисовавшаяся экскурсия совершенно не вдохновила. Более того, Виктор сам отказался от дружеского предложения, ссылаясь на скорую свадьбу Русика и Таши, до которой оставалась всего неделя, поэтому сейчас яхта держала курс к берегам острова Гранд-Канария, где, собственно, и располагалась вилла Рыча.
Несмотря на обиду и бешенство, состояние мужчины меня волновало. Пристальный взгляд стритрейсера, то и дело возвращающийся ко мне и Стенли, был полон тоски и боли. Моё боковое зрение, никогда не подводившее, секло изменение выражения лица Зарецкого, сильно отличающееся от маски равнодушия, которую тот надевал, стоило мне направить на мужчину прямой взгляд.
Кто бы знал, как это меня раздражало!!!
Вика грубо огрызалась на насмешки Макарова, будто поставившего себе в программу минимум доведение блондинки до состояния аффекта, поэтому никак не реагировала на мои многозначные взгляды, застыв в позе копенгагенской русалочки, присев на белый пуфик вместо камня, устремляя свой взор в бесконечные просторы океана, мало помогающего закипающей от негодования красотке своей красотой и безбрежностью.