Судя по выгнутой дугой брови, Таманский тоже пришел к такому выводу.
– Теперь уже, конечно, никакой, – бросает, – но о таких нюансах нужно предупреждать заранее, А-ля, – отчитывает меня как несмышленыша. – Сильно больно?
– Терпимо, – бурчу зло.
Пошел он к дьяволу со своей заботой! А боль и правда чуть притупилась, уступая место адскому дискомфорту между ног.
– Ну, тогда “терпи”, – “радует” Таманский.
Отпускает мои волосы и обхватывает ладонью за шею.
Я цепляюсь пальцами одной руки в его запястье. Юрий начинает двигаться. Подается бедрами назад и тут же вперед. Еще и еще. Каждое новое его проникновение отдается глухой болью внизу живота. Его будто распирает. Кожа горит.
Я закрываю глаза и кусаю губы, постанывая. Мужчина действует размеренно, проникая глубоко. Берет меня в одном гребаном ровном темпе! Снова и снова и снова вдалбливается в меня. Спальню заполняют звуки ритмичных шлепков бедер Таманского о мои ягодицы и мое истошное сбитое дыхание. Воздуха не хватает. Кислород весь выжгли.
Шлепок, шлепок, еще шлепок…
С каждым новым ударом боли становится все меньше. Тело будто привыкает к размерам Таманского и новым ощущениям бесцеремонного вторжения в него. Если дискомфорт еще и остается, то совсем незначительный. Я сильнее сжимаю пальцами руку мужчины, сдавливающую мою шею, и постанываю. Словно вчерашние уголечки собрались в один большой костер и начинают разгораться. Ярче и ярче. Быстрее и быстрее.
Слезы высыхают и теперь приходится кусать губы не для того, чтобы сдерживать всхлипы, а чтобы бессовестно не кричать в голос. Он начинает ускоряться. Проникновение становится более размашистым и амплитудным. А шлепки громче и жестче.
– Открой глаза, малыш, – слышу тихий рокот на ухо.
Распахиваю. Смотрю на Таманского в отражении зеркала.
Его быстрые поступательные движения…
Моя крупная дрожь…
По моим рукам бегут мурашки. По бедрам стекают влажные дорожки. Желание закручивается в животе тугой пружиной, готовой в любой момент выстрелить.
Но…
Не выстреливает. Только-только подходит к самой грани и снова отступает. Я всхлипываю от обиды.
Таманский трахает меня быстрее. Еще, и еще, и еще. Интуитивно понимаю, что он уже на грани. Опускаю его руку и, чтобы устоять на ногах, обеими упираюсь в зеркало. Шлепки становятся просто оглушительными, а скорость бешенной.
Вдох.
Еще один.
Толчок.
Еще толчок.
И… все заканчивается.
Мое тело перенимает отголоски оргазма мужчины. А сердце колет острыми пиками разочарования. Глупого, алогичного, неуместного разочарования от того, что у меня, пройдя через весь ад и ужас агонии, так и не вышло достичь оргазма. Оно накрывает, словно толстым пледом, под которым душно, жарко и неуютно.
Тело ощущается ватным и безвольным, когда Юрий выходит из меня и убирает свои руки. Вот и все, Аленький…
Я облизываю губы и обнимаю себя за плечи, привалившись боком к зеркалу. Хочется снова заплакать. От чувства ненужности и использованности. Хоть головой и понимаю, что другого глупо было ждать, но с сердцем ничего поделать не могу. Как же его слова об удовольствии партнерши?
Вижу, как Таманский стягивает с члена и завязывает использованный презерватив, выкидывая в урну. Ловким движением натягивает боксеры и брюки, которые так и не снял до конца, пока меня имел. И это становится отдельной строкой боли. Он даже не разделся…
Господи, куда я влезла? Почему душа-то наизнанку?
Юрий поднимает с пола рубашку и мажет взглядом по моим голым ногами. Бросает:
– Прими душ. Жду тебя в гостиной.
– З-зачем? – блею я.
– Обсудить остальные “нюансы”, чтобы ни для одного из нас больше не возникало подобных сегодняшнему сюрпризов.
– Ну, второй раз я вряд ли стану девственницей, так что…
Таманский пригвождает меня к месту своим хмурым взглядом.