Еще одна попытка его обойти. Царев снова заступает мне дорогу и сжимает предплечья, буквально впиваясь пальцами. Я дергаюсь. Пытаюсь скинуть его руки. Стас держит крепко, пригвоздив своими лапами к месту. Ржет:
– Да ладно, чего ты ерепенишься? Давай, Аленький, со своим рыцарем надо быть поласковее. Тут улыбнулась. Там ресничками взмахнула. И тогда, возможно, я даже прокачу тебя на своем коне… и не только на нем, – заканчивает сладострастным шепотом, притягивая меня к себе.
Я рычу и пихаю его в грудь:
– Фанаток будешь катать на своем «коне», Царев!
– Ой, да хорош ломаться, я же вижу как ты на меня смотришь на парах, Алька. Ты же меня хочешь. Давай. Раздвинь ножки, покажи что умеешь и возможно я даже тебе потом приплачу.
– Ты животное! – брыкаюсь. – Пусти!
– Я буду нежным, обещаю, – ржет придурок, толкая и притесняя меня спиной к стене. – Еще за добавкой прибежишь, – зажимает своей лапой мой затылок, второй так больно сжимая ягодицу, что я взвизгиваю. Его тело так тесно прижато к моему, что к горлу подкатывает тошнотворный ком. Его губы уже в опасной близости от моих. Я ерзаю, брыкаюсь, шиплю и уворачиваюсь. Он поддается бедрами вперед. Бугор в штанах Царева прямо говорит, что его слова не шутки. И если я срочно что-то не предприму, он просто меня…
__________
Дорогие!
Мы рады видеть Вас в нашей с Аней новиночке! Очень надеемся на Вашу поддержку! Будет горячо и волнительно :)
Глава 1.1
Всего на мгновение меня ошпаривает кипятком стыда и тут же обдает ледяной яростью. Когда Стас делает очередной выпад в мою сторону в намерении поцеловать, включаются отточенные на уроках рукопашки рефлексы. Я вскидываю ногу и заезжаю коленом Цареву прямо по его золотым яйцам! А так, как у мажорчика, в отличии от меня, навыков самообороны – жирный ноль. Он с воплем отступает и сгибается пополам, прикрывая ладонями пах.
– Ах, ты су-ука-а…
Я быстро отскакиваю от стены и обхожу багрового кряхтящего Царева стороной.
– Когда девушка говорит “нет” – это значит “нет”, придурок, – бросаю и не оглядываясь припускаю бегом в сторону оживленной центральной улицы.
В спину мне летит что-то вроде:
– Ты об этом пожалеешь! – но хвала богам, у этого петуха хватает мозгов не бросаться за мной следом. Меня так трясет, что я не уверена, что следующая наша стычка ограничилась бы одним ударом в пах. Я слышала, что люди в состоянии аффекта страшные вещи могут творить…
Уже в метро меня бьет мощнейший откат. Когда сидя в трясущемся вагоне под монотонный шум до меня в полной мере доходит, что только что произошло. По спине скатываются бисеринки липкого пота, а сердце начинает биться во сто крат чаще. Я прижимаю к груди рюкзак и выпускаю воздух сквозь стиснутые зубы.
Он чуть меня не изнасиловал…
Как какой-то больной ублюдок прямо на морозе в подворотне! Будто я не человек вовсе. Не живое существо. Урод моральный! Царев же не слышал и не хотел слышать мое “нет”. И плевать хотел на мои сопротивления. Уверена, даже мои мольбы о пощаде бы его не остановили. А вероятность, что кто-то заглянулы бы в этот проулок ночью – ничтожно мала. И если бы я не…
Меня снова начинает мутить. Я зажмуриваюсь и упираюсь лбом в холодный металлический поручень. Дышу глубоко, сжимая пальцы в замок. До десяти считаю.
Все нормально, Аленький.
Все хорошо.
Обошлось.
В этот раз…
До своей комнаты в общежитии я добираюсь, когда время уже перевалило за час ночи. Прохожу в небольшую комнатушку не включая свет. Запираю дверь на все замки и бросаю рюкзак в прихожей. Разуваюсь и устало стекаю у кровати на пол.
В животе урчит. Я подтягиваю ноги к груди, обхватывая их руками. Упираюсь лбом в колени. Я даже не помню сколько часов назад я ела. Кажется это было в обед? Пара крекеров и чай с лимоном…
Я расклеилась.
Я ненавижу себя жалеть. Я ни разу за свои двадцать один год не плакала. Не умею. И никогда не занимаюсь самобичеванием. Я сильная девочка! Но конкретно в этот момент мне хочется выть. В груди больно давит обида. На Царева, на жизнь, на родителей. На то, что какому-то куску дерьма достается все, а кто-то должен молить хотя бы о крошечной капельке везения! Кому-то небо в алмазах, а кому-то пыль в глаза. За кем-то стоит целая армия из папочкиных адвокатов, а кто-то… я. Одна на всем белом свете. Никому не нужная. Сиротка.