Да и похрену!
Я стискиваю зубы. Заставляю себя подняться. Раздеваюсь до белья и забираюсь под одеяло. Сворачиваюсь калачиком на небольшой, но мягкой кровати. Накрываюсь с головой, как когда-то в детстве. Прячусь от всего этого гребанного жестокого мира под тонким синтепоном. Так легче. И не так больно…
Утром я просыпаюсь по будильнику. В отличии от Юты, которая заводит их пять, мне хватает одного. Мой организм привык подчиняться и жить по безумному расписанию поздних засыпаний и ранних подъемов.
Я открываю глаза и долгие мгновение лежу, бесцельно глядя в потолок. Без мыслей. Без эмоций. Просто две минуты на то, чтобы побыть “никем”. А уже потом поднимаюсь и иду в душ. Умываюсь и привожу себя в порядок. Натягиваю джинсы, серый вязаный свитер, и присаживаясь на табуретку на кухне в ожидании, пока закипит старенький электрический чайник.
Да, в моей комнате в общежитии, которая скорее маленькая студия – есть собственная уборная и кухонька со всем необходимым. Двухконфорочная плита, маленький холодильник и даже микроволновка. Пожалуй, это единственный раз, когда мне в жизни реально повезло. Приятный бонус от университета за весьма скромную плату по меркам Москвы. Если бы не все так же сердабольная куратор Элла Робертовна, которая два с половиной года назад почти по родному взяла меня “под свое крыло”, то я даже боюсь, представить в какой дыре пришлось бы жить с моим весьма “ограниченным” бюджетом.
Чайник щелкает, отключаясь.
Я наливаю себе дешевенький растворимый кофе и заглядываю в холодильник. Хотя зачем? Повесившаяся мышь единственное что там имеется из съестного. Как будто кто-то в мое отсутствие положил бы туда свежих продуктов. Бесплатно. Ха-ха. Закрываю дверцу и стягиваю с подоконника пачку с овсяным печеньем. На ходу “завтракая” собираю необходимые тетради в универ, бросаю в зачетку и одеваюсь. Оставляю чашку с недопитым кофе в раковине и выбегаю из общаги ровно в ту минуту, как на телефон падает сообщение от Юты:
“Утра! Я на месте”
Отлично. Мне до универа пять минут. Это я подруге и пишу. Хотя подгоняемая высокой влажностью и зубодробительными “минус двадцать” на столбике термометра – до места я добегаю за три. Еще минута уходит на то, чтобы подняться по узким обледенелым ступенькам высокой лестницы крыльца, не свернув себе шею. И вуаля! Фойе встречает меня приятным телом.
Я стягиваю с рук перчатки и дую на красные пальцы, растирая ладони. Сверяюсь с расписанием и смотрю номер аудитории, где пройдет наша первая пара. И уже сворачиваю в сторону лестницы второго этажа, когда слышу:
– Шелковникова, – тонким женским голоском. – Алевтина, – не навижу свое полное имя!
Оглядываюсь. С противоположного конца фойе мне машет секретарь нашего ректора. Молоденькая – всего на пару лет старше меня. Длинные светлые волосы собраны в высокий хвост. На глазах стильные очки, на губах алая помада. Одевающаяся и ведущая себя так, что у меня нет никаких сомнений – она спит с Жоржем Георгиевичем.
– Что?
– Тебя вызывают к ректору.
– З-зачем?
– Тебе лучше знать “зачем”.
Я теряюсь и начинаю лихорадочно вспоминать: где могла накосячить, что не сдать и что завалить. Ни первого, ни второго, ни третьего быть не может. Тогда…
Да ну нет. Он бы не посмел. Не посмел же?! Вчера у меня на стрессе совершенно вылетело из головы, что ректор – друг отца Царева. Стас не раз кичился своим “особым положением” в универе перед группой. И что если…
Нет-нет-нет!
Да даже если бы я вчера и вспомнила об этом, что тогда? Позволила бы себя использовать в подворотне, как какую-то проститутку? Нет!
– Чего замерла, Алевтина? Пойдем говорю.
Я переступаю с ноги на ногу:
– Но у меня сейчас зачет у Ш…
– Немедленно, Шелковникова, – припечатывает грозно секретутка ректора и, не дожидаясь, когда я пойду за ней следом, разворачиватся и цокает своими шпильками в противоположный конец универа.
Я стискиваю зубы и иду за ней.