Каждый день возвращаюсь в нее, в эту огромную и пустую квартиру и ненавижу себя за режим «Хатико», в котором провожу вечера и ночи. Пытаюсь уйти с головой в учебу. Много рисую. Много читаю. Но свобода и безделье все равно убивают.
Он что, меня за что-то наказывает?
За молчание?
Или больше не хочет меня?
Тогда… выходит, что эти дни он проводит с другой?
Больно и обидно.
В вечер субботы мое терпение лопается. Я кощунственным образом налетаю на бар Таманского, уничтожая целую бутылку наверняка дорого красного вина. А в двенадцатом часу ночи не выдерживаю и набиваю злое смс:
Аля: “Если это способ меня наказать, то урок я усвоила!”.
Отправляю, особо не надеясь на ответ.
Подползаю с бокалом к панорамному окну в гостиной и, упираясь лбом в холодное стекло, провожаю взглядом мелькающие фарами в ночи машины, когда телефон в моей руке дребезжит входящим. Сердце подпрыгивает и берет разгон. Открываю мессенджер:
Ю.Т.: “Рад, что мое отсутствие воспринимается как наказание”.
Вот же… пингвин! Целых пять дней тишины, а тут ответил почти мгновенно!
Краска приливает к щекам, я сжимаю зубы и пишу, наступая на горло собственной гордости:
Аля: “Когда ты приедешь?”
Ю.Т.: “Еще не решил”.
Аля: “Это потому, что ты все эти дни с другой? Сколько у тебя таких, как я? Ты нас посещаешь по какому-то своему содержанскому расписанию, да?!” – отправляю, понимая, что меня несет. От усталости, от злости, от жгучей обиды и убивающего одиночества!
Я окончательно разобьюсь, если он ответит “да” и при этом меня неминуемо разорвет на части, если он уйдет от ответа. Но Таманский молчит. Долго. Я уже теряю всякую надежду получить от него сообщение. Успеваю допить остатки вина в бокале, принять душ и залезть в постель, когда экран телефона загорается и в мессенджер наконец-то падает:
Ю.Т.: “Я в командировке, Алевтина. Поговорим о моем “содержанском расписании”, когда вернусь. А сейчас ложись спать”.
На глаза наворачиваются слезы.
Пальцы мелко подрагивают, когда я набираю:
Аля: “Хорошо. Прости. Спокойной ночи”, – и выключаю телефон.
Меня не бросили. Не игнорируют. И не наказывают. Он просто в командировке. Логично ведь! У такого, как Таманский, наверняка очень часто случаются рабочие поездки и бизнес-встречи. А почему молчал? Ну, так Юра не обязан мне отчитываться о своих передвижениях. Правильно? Вполне…
На доли секунды обжигает мысль – а вдруг наврал? Но я тут же ее безжалостно душу.
Глава 16.1
Новая учебная неделя начинается с аврала в универе. За первые два дня три зачета и одна практическая работа – над которой приходится корпеть весь вечер и половину ночи – выматывают так, что к экватору недели у меня не остается никаких сил на обиду и страдания по поводу до сих пор избегающего меня Юры.
Вернувшись домой в среду после занятий, чувствую, что все, чего мне хочется – лечь и проспать до самого утра. Но, мимоходом включив телевизор “для фона”, я случайно попадаю на канал, где показывают мой любимый старый английский сериал с Колином Фертом. Эту экранизацию романа “Гордость и предубеждение” я смотрела бесчисленное количество раз и сейчас снова выпадаю из жизни на целых четыре часа, уютно устроившись на мягком диване в гостиной.
Солнце медленно садится за окнами, окрашивая небо в поразительно яркие для мартовского вечера малиновые краски, а я, укутавшись в пушистый белый плед, рыдаю над встречей надменного красавчика Дарси с упрямицей Лиззи в поместье Пемберли, когда слышу щелчок дверного замка. Бросаю быстрый взгляд на дверь, уже на девяносто девять процентов будучи уверенной, что знаю, кто решил меня навестить. И ничуть не удивляюсь, когда на пороге появляется Герман. Снова с полными пакетами в руках.
– Развлекаешься? – улыбается водитель Таманского, проходя на кухню и включая свет.
– А ты не устал подрабатывать курьером? – язвлю в ответ, стирая слезы со щек, ставя сериал на паузу. Две последние серии самые классные. Не хочу пропустить ни минуты. Хотя знаю их уже наизусть.