Я мудак, Аля…
А я дура. Непроходимая и недальновидная дура.
– Молчишь? – вырывает из мыслей вкрадчивый голос Юры.
– Не знаю, что говорить, – пожимаю плечами, сильнее сжимая пальцами ручку сумочки.
Светская беседа не то, в чем наши “отношения” сильны. Я вообще с трудом представляю о чем можно вести с Таманским беседу, а какие темы табуированы. Разница в возрасте в двадцать лет, как оказалось, незаметна только в сексе.
– Чем занималась все эти дни, пока меня не было?
– Училась.
– Хорошо учишься? – оглядывается Юра, притормаживая на светофоре.
– Иду на красный диплом, – смущенно улыбаюсь я.
Судя по выражению лица Таманского – он ни капли не удивлен.
– Похвально. Тебе больше ничего не нужно для учебы, Аля?
– Нет, спасибо.
– Если что – говори Герману, он все организует. Любая мелочь.
– Он, типа, моя, э-э, – мешкаю, подбирая слова, – нянька-гувернантка?
– Он, типа, твой телохранитель. Но попробуй назвать его гувернанткой, готов поспорить, что реакция будет крайне забавной, – хмыкает Таманский.
– Для чего охранять мое тело?
– Для кого. Для меня.
– А что, есть вероятность каких-то нападений?
– Вероятность есть всегда. В большом бизнесе сейчас может и стало криминала меньше, чем в девяностые, но люди привыкшие решать вопросы выпущенной пулей в висок – никуда не делись. Облачились в смокинги и сидят по темным кабинетам. Поэтому, пока ты связана со мной, я не хочу подвергать тебя неоправданному риску.
– Ясно, – отвожу взгляд.
Пока ты связана со мной...
Пока...
Новый, тонкий намек на то, что так будет не всегда. Об этом же и говорил Герман. Телохранитель… смешно. Да кому нужна безродная детдомовка?
– Если ты идешь на “красный”, тогда за что тебя перевели с бюджета на коммерческую основу? – неожиданно огорошивает вопросом Юра.
– А Юта не… – начинаю я.
– Нет, – отрезает резко мужчина. – Дочь в подробности не вдавалась. А я, как ты понимаешь, не расспрашивал. Теперь просто стало любопытно.
Я молчу. Долго молчу, нервно теребя пальцами ручку сумочки. Меня разрывает на части: желание быть выслушанной и при этом, я ужасно боюсь выглядеть глупо и унизительно. Не смогла дать отпор какому-то там мудаку Цареву. Потеряла место на бюджете. Не нашла деньги. Подалась в содержанки. Слабачка! Такие, как Таманский, не любят слабых. Они им не ровня. В итоге говорю неуверенно:
– Случилось… некоторое недоразумение.
– Недоразумение? Это что за недоразумение такое, когда единственная отличница на всем потоке вылетает с бюджета? По моему попахивает чем-то нездоровым.
– Откуда ты… – удивленно вскидываю взгляд.
– Герман просветил. К сведению, он любит совать нос в чужие дела.
– А детали, значит, не сказал?
– Сказал: сам спросишь. Вот, спрашиваю.
И почему я не удивлена тем, что помощник Таманского промолчал? Честно говоря, я уже не понимаю, какую роль Герман играет в моей жизни и жизни Юры. Идеальный образ той самой темной лошадки, от которой никогда не знаешь, чего ожидать: хорошего подзатыльника или дружеских объятий молчаливой поддержки.
Юра включает поворотник. Под тихое “тик-тик-тик”, снова мажет по мне взглядом, спрашивая:
– Аля, что стало спусковым крючком, который подтолкнул тебя принять мое предложение? В твой бескорыстный интерес к моей персоне я, один черт, не поверю, хотя и знаю, что ни копейки больше оговоренной суммы ты не берешь и продукты из холодильника регулярно отправляются нетронутыми в урну. Об этом, к слову, у нас будет отдельный разговор.
– Герман? – охаю. – Сдал-таки! – возмущенно дую щеки.
– Давай, малыш, я все еще жду ответа.
А я все еще мешкаю. Только теперь бальзамом на мой страх льется проснувшиеся на Германа раздражение. Вот же… болтун! И я решаюсь. Набираю в легкие побольше воздуха и будто бы напоследок оглядываюсь…