Да все признания вылетают из головы, когда я вижу, на парковку перед каким зданием мы завернули. Округляю в неверии глаза и выпускаю воздух с тихим, восхищенным:
– О-о-о… мы… – оглядываюсь на Юру, который в этот самый момент останавливает машину и глушит двигатель, – мы… мы, что… мы пойдем в театр?
И тут у меня случается новый шок – Юра улыбается. Он правда улыбается мне! Не хмыкает, не ухмыляется, а растягивает уголки губ в мягкой, нежной, такой потрясающе красивой улыбке! Что у меня перехватывает дыхание уже не от перспективы оказаться в театре, в котором я мечтала побывать с самого переезда в Москву, а от того, как преображается лицо Таманского. Превращая его из сурового и неприступного прожженного циника – в молодого и открытого мужчину, от взгляда которого кружится голова.
Я, совершенно потеряв над собой контроль, прошу шепотом:
– Делай так чаще…
– Что? – непонятливо хмурится Юра.
– Улыбайся. Тебе очень идет улыбка.
– Аля, – вздыхает Таманский, качая головой.
– Прости, – иду на попятную, – вырвалось, – машу головой, – значит, м-м, театр?
Юра мешкает с ответом. Но в итоге кивает и говорит:
– Сорока на хвосте принесла, что ты любишь английскую классику.
– Я даже знаю, как эту сорок зовут, – смеюсь я.
– Да. Твоя гувернантка и тут наследил, – хмыкает Таманский. – Ну что, идем просвещаться? Говорят эта опера по роману Шарлотты Бронте обречена на успех. Сегодня премьера. Мы будем в числе первых ее увидевших. Кстати, достать сюда билеты было сложнее, чем запустить маленький завод. Не знал, что у нас в стране так много любителей ходить по театрам.
Я улыбаюсь. Сжимаю ладони в кулачки. К глазам подкатывают слезы. Я часто-часто моргаю, чтобы их прогнать. Хочется визжать. Правда! Громко визжать от радости. Англия, классика, Бронте, опера! Господи, если бы до этого дня я не начала бы влюбляться в Таманского, то это неминуемо случилось бы сегодня. Потому что маленькая девочка Аля, из детдома в богом забытом городке, даже мечтать боялась однажды оказаться на премьере в “Большом”!
Во мне столько эмоций, что я порывисто перегибаюсь через подлокотник и чмокаю Юру в щеку, оставляя на щетинистой скуле след от помады. Шмыгаю носом и обхватываю руками мужчину за шею. Зажмуриваюсь, вдыхая полной грудью аромат уже такого привычного, почти родного парфюма. И чувствую как рука Таманского сжимает мою талию, двигая ближе, обнимая крепче. А его губы утыкаются мне в висок в легком ответном поцелуе.
Будь умной девочкой, Аля…
Прости, Герман, но Аля не хочет быть “умной девочкой”. Ни сегодня. И ни сейчас.
Глава 21
Аля
Оказавшись в театре мое волнение зашло на новый, более мощный, виток. Пока мы с Юрой сдавали вещи в гардероб, я никак не могла совладать со своим любопытством. То и дело озиралась по сторонам, рассматривая с полными восторга глазами обстановку будто бы прямиком из прошлого века. Все такое искусное, элегантное, красивое. Словно время в этом театре замерло, а вот в те двухстворчатые двери вот-вот грациозно вплывет какая-то венценосная особа.
Одним словом – вау!
Я настолько погрузилась в созерцание прекрасного, что совершенно не придала значения еще одному поражающему мое девичье сердечко факту – Юра не сводит с меня глаз. Забавно, что я отметила это, но в моменте совершенно не придала значения. Таманский явно оценил старания Миланы. Его темный взгляд буквально прожигал черное, облегающее платье на моей фигуре. Пару раз мне даже показалось, что мой спутник едва сдерживает себя, чтобы не рыкнуть на нечаянно засмотревшегося на меня мужчину.
Одного…
Второго…
Третьего…
Этих мужских взглядов было так много! Любопытные, сальные, снисходительные, заинтересованные – разные, в общем. Они заставляли меня чувствовать себя неловко. Непривычно. Не в своей тарелке. Я в жизни не вызывала такого массового интереса у противоположного пола! Но абсолютно каждый “разбивался” о внушающую уважение широкоплечую фигуру Таманского, который следовал за мной словно тень. Куда бы я не пошла. Рассматривать куст в вазе, афишу на стене, или просто перевести дух в сторонке, разглядывая золотистые вензеля на стенах – он везде следовал за мной, будто бы… оберегая.