Он тянет меня за запястье, заставляя подойти ближе. Плавно скользнув рукой на мою талию, обнимает. Прижимает к себе. Все так же не разрывая зрительного контакта, спрашивает хрипло, будоража своим голосом все мои нервные окончания:
– А какой для тебя финал нашей истории был бы счастливым, А-ля?
Я округляю в удивлении глаза.
Сердце в груди грохочет: “тыдыщ-тыдыщ-тыдыщ”…
Опускаю взгляд на воротник рубашки Юры. Отчего-то становится жарко. И неловко. И страшно. Страшно сказать что-то не так или не то.
– Ты ведь думала об этом, я прав? – спрашивает Юра, продолжая напирать не только тоном, но и взглядом.
О чем “об этом” даже спрашивать не надо.
Очевидно думала “о нас” не просто как о любовниках, он имеет ввиду.
– Думала, – выдыхаю тихо, краснея до самых кончиков ушей.
– И? Чем в твоей милой головке закончилась наша история, Львенок?
Я вскидываю взгляд.
Как? Как он меня назвал?
Львенок? Почему Львенок?
Сегодня явно какое-то магическое сочетание планет! По другому я просто не в силах объяснить происходящее между нами с Таманским. Он будто бы стал… теплее ко мне. Мягче. Добрее. Участливей и понятливей. Тот Юра, что в феврале пришел ко мне в комнату в общежитии и впоследствии не щадя моих чувств лишил невинности и близко не стоит с тем, которого я вижу сейчас. Что это? Чувства? Может у него ко мне тоже появились… ну… чувства? Или это в очередной раз просто мои наивные фантазии? Женское умение выдать желаемое за действительное?
Ох, а мне бы не стоило забывать о том, что я понятия не имею, где Юра провел сегодняшнюю ночь. Где и, главное, с кем.
– Где ты сегодня ночевал? – выпаливаю тихо, поражаясь собственной наглости.
– Что? – теряется мужчина, явно не ожидавший подобного вопроса.
– Юта сказала, что дома ты не ночевал. Ко мне ты тоже не приехал, – выдыхаю на надрыве, обнимая себя за плечи. – Так… г-где? – набравшись смелости смотрю прямо в его черные глаза. – А… а лучше…, – сглатываю вставший в горле ком, – скажи сколько у тебя таких, как я? Глупых и наивных, которые тоже думают о счастливом финале с тобой, Юр?
Рука, обнимающая меня за талию, напрягается. Взгляд, что еще пару мгновений назад был едва ли не вопрошающим становится суровым. А губы, которые мне по прежнему страшно хочется поцеловать, сжимаются в жесткую линию. Таманский бросает:
– Я правда по твоему настолько ужасен?
– Ч-что? – приходит моя очередь растерянно хлопать глазами. – Нет, я… я просто устала утопать в догадках, только и всего, понимаешь? – шепчу. – Я просто хотела бы знать, ведь ты… мы… – тяжело вздохнув, выпускаю воздух из легких, так и не подобрав слов.
– В офисе, Аля. Я. Ночевал. В.Офисе. А единственная женщина с которой я делю постель с февраля, мать его, месяца – это ты. У меня нет никакого содержанского расписания. Я не прыгаю из постели в постель. Единственная, с кем я провожу все свое свободное время – это ты. Проблема только в том, что у меня не так уж его и много. Времени этого, – звучит раздраженно.
Эти слова становятся для меня дезориентирующем в пространстве ударом.
Дура, Шелковникова!
Господи, ну какая же дура!
Я сжимаю и разжимаю пальцы на своих плечах, не зная что теперь сказать или сделать. Обнять? Поцеловать? Попросить прощения, что подозревала? Что разозлила?
– Все? – бросает хлесткое Юра. – Вопросы закончились? Я развеял в твоей голове образ чудовища?
– Я никогда не считала тебя чудовищем…
Таманский качает головой. Больше ни говоря не слова, берет меня за руку и молча ведет обратно в зал. Я, будучи полностью обескураженной, семеню за ним следом, уткнувшись взглядом в пол.
Я его обидела. Но он сам виноват! Чуть больше слов, чуть меньше приказов – и не было бы произошедшего недопонимания! С другой стороны имела ли я вообще право заводить подобный разговор и кидать какие-то претензии, ведь я просто, мать его, содержанка! Мне платят за секс и молчание. А я…
Господи, с этим мужиком, как босиком по минному полю!
Я кусаю губы и пытаюсь подобрать правильные слова. Сгладить возникшие между нами углы, развеять воцарившееся напряжение. Но в голове предательски свистит ветер. Ни одной, блин, умной мысли! Тогда, когда она так нужна…