Потом он играл в футбол с Андреем Шевченко и, конечно, Андрей проиграл ему по пенальти; пробовался на роль в кино, но бросил это гиблое дело, хотя ему предложили главную роль в какой-то многообещающей на тот момент картине.
А однажды Ника Прохорова похвастала, что плавала с дельфинами. О, что началось. Витя обвинил её, что ей плевать на животных и она, недотепа, их мучила. Вот. А он, как та самая Бриджит Бардо, выступает за защиту и права и млекопитающих тоже!
А потом уже пошло легче. У Витьки появился первая драка, первый плеер, первый телефон, первая девушка, первый секс и… Да все, что происходит с людьми, которые растут. Но только о победах Вити шумела вся школа. Учительница продолжала водить его по кабинетам, психолог пожимала плечами после воспитательной беседы, а директор, сурово насупив брови без конца отчитывал нерадивого ученика. Витя только радовался: шумиха приносила ему больше сплетен, а значит, и популярность. Сомнительную, конечно, но другой у него не было.
Недолюбленный, не получавший желанного внимания от родителей он выхватывал любые частички любопытства абсолютно чужих людей.
Витя не пошел учиться дальше, не стал поступать даже в училище и он — главный пример для моего брата в подтверждение того, в кого можно превратиться не имея цели и просто от безделия.
Недостающая раньше любовь переросла в презрение к окружающим, глаза больше не загорались радостью, а покорность — это все, чего он желал от других. И получил, хоть и ходил в шестерках.
— Ты же был там. Или забыл, как улицы выглядят? — Безэмоционально отвечаю и, схватив брата за руку, обхожу приблизившегося парня.
— Ты мне, Сонька, не дерзи. Мать все передала тебе? — кривая издевательская усмешка искажает некрасивое лицо.
— Передала. — Я смотрю открыто. Не хочу, чтобы считали, что я боюсь. Боюсь — значит, сломлена, а это не так.
— Вот и запомни получше. Или запиши, чтобы не забыть.
— А я на память не жалуюсь, — парирую, не отводя глаз. Но руку Пашкину держу крепко.
— Вот и отлично. А то смотри, найдем на вас управу. — И глаза его зыркают на того, кого я так сильно хочу сейчас спрятать.
Киваю, чтобы не накалять обстановку и развернувшись на пятках сворачиваю за угол и вхожу в магазин. Брат не говорит ни слова, привык к таким стычкам. Он больше не задает вопросов и это пугает больше всего. Вероятность, что в курсе всего куда больше успокоительных мыслях о его наивности.
Обратно возвращаемся без эксцесов. И лишь вечером, поужинав, посмеявшись над смешными байками, что я принесла с работы и отправив Пашку спать, спрашиваю у матери цепляются ли на улице к ней. Этим я подставляю себя, о чем незамедлительно жалею. Не хотела же волновать, и Паша бы не рассказал. Он удивительным образом треплет ей нервы самостоятельно, но от чужих волнений бережет. Но скрыть ситуацию у магазина уже не удается.
— Уезжай отсюда, Соня, — настоятельно просит мама, прикладывая к сердцу руки.
— Ты чего, мам? Куда уезжай? Он без приказа меня не тронет, — даже коробит от такого предложения.
— Не спокойно мне, Сонь. Мало ли, что произойдет. Езжай, дочь. Езжай.
И этим же вечером я собираю сумку и в ночь выхожу из дома. Не потому, что согласна, а потому что не хочу вступать в споры и всю ночь отпаивать маму успокоительным. Обидно, что даже с Пашей не попрощалась, он обидится, но надеюсь, что простит.
Последняя электричка отсюда уходит позднее, чем из города сюда. И я бы обязательно успела на маршрутку, если бы не машина передо мной остановившаяся.
Глава 24
Дверь серого ланоса открывается, показывая мне водителя. Его лицо кажется жутким под желтым фонарем, а ухмылка, больше похожая на оскал делает картину только ужаснее.
— Я прямо сердечком чувствовал, что ты выйдешь!
Витька подходит ближе. Неспеша, мня себя сильным крепким животным. Но я вижу лишь гиену из знаменитого «Маугли».
«А они называли тебя толстым червем!» — или как там было? Но в мыслях отчетливо вижу, как и без того развитая фантазия одноклассника рисует нужные ему картинки; пересказывая ИМ нашу встречу.