— Подмени мои столы, — вою Яне, старшей официантке, и та участливо соглашается. Знает, что я с девяти на ногах.
Быстро-быстро, потому что так легче переставлять ноги, бегу в раздевалку. Тут, на шкафчиках лежит картонка, которая сейчас мне дороже золота! Кидаю ее на пол и разувшись становлюсь. И просто скулю от расслабления. Пока есть пять минуток сажусь. Ноги кровят везде: пучка и косточка большого пальца, пятка, мизинец, по бокам с внешней части…
Они больше на месиво похоже, чем… Блин… Еще работать и работать, и завтра…
Легонько шевелю пальцами и прикладываю руку ко рту, закусывая пальцы. Больно-то как… Слезы текут сами, пытаюсь их вытереть, когда слышу:
— Софи?
Это он. Разумный! Пожалуйста, не сейчас!
— Платон Львович, извините, я мигом, — резко поднимаюсь с лавочки, но мои ноги к таким трамплинам оказываются не готовы, и я под весом собственного тела приземляюсь обратно, — извините, — встаю еще раз. На этот раз я собрана и у меня выходит.
Вижу, как он идет ко мне, видимо, понимая, что что-то не так. Его глаза становятся по две золотые монеты, когда он смотрит вниз. Я пыталась, но не успела обуть балетки.
Картина просто маслом: кровь испачкала картонку, на которой я стою; то там, то тут кровят ноги, стельки балеток тоже испачканы в темный красный цвет уже запекшейся и новой крови.
Он смотрит на меня долго, потом прикрывает глаза и звонит кому-то. Понятно, что прикидывает, насколько я больная. О том, что больная сомнений у него точно нет — это видно по красноречивому выражению лица. А я лишь молюсь, чтобы процент оказался достаточно низким, и я смогла тут работать. А еще молюсь, звонит он не в дурку. Что-то я стала чересчур верующей, когда Разумный выкупил «Рыбный дом».
— Закройте сегодня смену Снежковой, но защитайте полный день. — Командует он в трубку, и отключается.
Ответа не ждет. Круто быть биг-боссом, я так делать не могу. Я обязательно должна дождаться ответа, потом сказать спасибо, пожалуйста, пожелать всего доброго и хорошего дня и только потом, дождавшись, когда звонок на том конце скинут, отлепить телефон от лица.
— Я уволена? — спрашиваю, чтобы хотя бы отдаленно понимать, что делать дальше.
Интересно, в трудовой мне так и напишут: уволена из-за окровавленных ног?
— Нет, но на сегодня твой рабочий день окончен. Переодевайся.
И выходит, а я остаюсь одна.
— Всё? — возвращается минут через десять, когда я уже одета и сижу на лавочке в раздумьях с какой стороны надеть носок на ногу, чтобы было ну не прям очень сильно больно, а просто больно.
— Ага, — говорю на выдохе, подпрыгнув от неожиданности. Не знала, что он до сих пор тут.
Но он тут. Проходит в раздевалку с аптечкой наперевес и присев передо мной на корточки, кладет ларец на лавочку. Для меня эта коробка сейчас представляется очень ценной, поэтому — сундук, ларец, шкатулка, драгоценный короб…
Ножки свои, к слову, я только что вымыла, так что теперь они выглядят не настолько плачевно. Не люблю я все эти медикаменты, но спорить не буду. Молча жду, пока он проделывает с моими ногами несложные манипуляции. В этом нет ничего интимного или сексуального. Во-первых, мне так больно, и я так устала, что даже мечтать в этом направлении в эту минуту не способна, а во-вторых, сегодня я узнала, что у Разумного есть девушка.
Почему не бизнес-партнер? Потому что помидорку из его тарелки, пальцы на его ладонь не воруют и не кладут партнеры. Вот. А занятые мужчины для меня табу. Не то, чтобы мне сильно кто-то предлагал, но всё же.
— Поехали, — командует он, подымаясь.
Я обуваюсь и иду за ним. Привычно сажусь в его машину. Не отказываюсь, потому что не настолько больна, чтобы издеваться над собой еще сильнее. Он просто подвезёт меня домой, что в этом такого?
И он действительно везёт домой. Заезжает во двор и впервые, как вышли из ресторана, нарушает тишину:
— Завтра в час дня будь готова. Поедешь со мной. На работе у тебя выходной, — и прежде, чем я успеваю рот открыть, снимает с двери блокировку и добавляет, — доброй ночи.