Конечно, сейчас это было явно из благих побуждений — ну кто в здравом уме будет связываться с дочерью прокурора? Но это касается тех, кто в здравом уме…
Смотрю на ушлепков напротив: пьяные, агрессивные. Как он там сказал — «поохотиться»? Страшно представить, какой смысл он вложил в это слово.
В голову лезут страшные картины из протоколов отца, что горой высятся на столе в его кабинете… Мне бы только ему дозвониться.
Кошусь на свой валяющийся в кустах айфон — выронила, когда падала. Потом шарю глазами по темным окнам пятиэтажки… Кажется, на балконе третьего этажа мелькнул огонек зажженной сигареты. Как же жаль, что хрущевка практически скрыта за ветвистыми кронами многолетних вязов. Впрочем, какая-никакая, но все-таки призрачная надежда. Сидеть и ждать, пока эти отморозки начнут распускать руки — полное безумие! Надо звать на помощь.
Набираю в легкие побольше воздуха, как вдруг пропахшая никотином ладонь зажимает мой рот.
— Тихо-тихо, не поднимай шум, — шепчет рыжий. — Ну что ты дерганая такая, в самом деле. Сейчас сгоняем за город, у нас там дача, баня, шашлычки. Если вести себя будете разумно, то никто вам ничего плохого не сделает. Даже наоборот, — дергает меня за руку, помогая подняться. Следом поднимает Маринку. — Юбки поправьте, девочки, неприлично же, — цокает. За спиной вновь раздаются хриплые смешки.
Маринка впивается ногтями в мою руку, и я чувствую, как сильно она дрожит. Это внешне она пытается хорохориться, а сама боится не меньше моего, если не больше.
Снова смотрю сквозь ветки вязов на окно третьего этажа — огонек потух, створка закрыта.
Может, все-таки попробовать заорать? Хуже уже все равно, наверное, не будет.
Или все-таки будет?..
Господи, ну почему я не взяла с собой Кирилла! И черт с ним, что вечеринка была чисто женская, Кира все хорошо знают, не прогнали бы, в конце концов.
И тут задумываюсь, как бы повел себя Кир в данной ситуации. Разве он смог бы что-то сделать против этих отморозков?
Воспитанный, интеллигентный, умный… Дворовые разборки и Кир — понятия разнополярные. Но зато он парень, а будь с нами парень, никто бы наверняка к нам не подкатил… Зачем им чужой самовар.
— Оба-на! Кто к нам пожаловал, — скалится рыжий, глядя куда-то мне за плечо. Сквозь шелест листвы и грохот собственного сердца слышу шуршание шин — черная рухлядь с заляпанными номерами паркуется возле забора детской площадки, и, выпуская в душную ночь тихие басы, наружу выбирается какой-то парень.
Первая мысль — спасение!!!
Но потом до меня доходит, что это не спасение…
Это четвертый.
Глава 2
Я не вижу его лица — оно скрыто надвинутым до самых глаз капюшоном, руки спрятаны в карманы толстовки. С виду — обычный парень, но его походка, размах плеч, еще что-то неуловимое на уровне инстинкта подсказывает, что дело дрянь.
Не рыжего — вот кого стоит бояться.
Кошусь на Маринку — на ее миловидном лице печать вселенского ужаса.
Как и на моем.
Нас двое. Их четверо. И кто знает, сколько их там еще на этой даче…
Вырваться бы, но рыжий держит крепко. Для него — для них всех — это просто игра, пьяное развлечение. Для нас с Маринкой — полный крах.
Конечно, когда мой отец обо всем узнает, он их с лица земли сотрет, но только когда он узнает, и не будет ли потом слишком поздно…
— Что за сходняк? — от низкого голоса присоединившегося вдоль позвоночника ползут мурашки ужаса.
— Да вот, мясо надыбали. На шашлыки собрались, — просвещает рыжий, и дружки снова хрипло ржут.
— Да ты уже готов, мясоед. Тебе бы проспаться, — в голосе ухмылка. — Жи́жа, — оборачивается, — а ты чего ржешь? Опять гашеный за руль сел? Хочешь, чтобы тебя снова по кускам всем миром собирали?
— Да я чистый, отвечаю!
— Вижу я, какой ты чистый.
— Кнут, не борзей. Здесь же дамы, — пресекает рыжий, улыбка киснет. Конечно, кому приятно, когда роняют его «авторитет».
Долю секунды я зло ликую, но только лишь долю секунды, потом до меня доходит, Как он его назвал.
Кнут?
Тот самый Кнут?!
— Короче, шашлыки отменяются. Девчонкам спать пора. Да и мне не мешало бы — двое суток уже. Расходимся, — кивает «спаситель» на свои четырехколесные дрова, намереваясь уйти.
— Э, стопэ́, брат, на разговор, — тормозит его рыжий и подтягивает нас с Маринкой к разрисованной облезыми ромашками лавочке. — Сейчас, кое-что перетрем. Жужа, развлеки.
Отходит с вновь прибывшим чуть поодаль и о чем-то тихо «перетирают».
Маринка жмется ко мне, глядя волком на нашего нового «сторожа» с дебильной кличкой. Тот с отсутствующим видом копается в телефоне, потеряв к нам всяческий интерес.