Вычистив кухню до блеска, я как раз собираюсь уходить, когда Данил открывает дверцу под раковиной, чтобы выбросить пустую бутылку из-под виски и тут же гневно спрашивает:
— Это что? Настя, это что, блд, такое, я тебя спрашиваю?
На ватных ногах подхожу к нему и понимаю, что он смотрит на визитку в мусорном ведре.
— Это он мне дал, — слегка заикаясь отвечаю. — Но я не собиралась ему звонить. Ты же видишь, я ее сразу выбросила. Я бы никогда не стала… я бы не…
Его рука стальной хваткой смыкается на моем запястье и он резко встряхивает меня, разворачивая к себе:
— Не смей, слышишь? Не смей мутить что-то за моей спиной! Ты без меня вообще никто, сама знаешь! Сейчас, когда отца нет, ты полностью зависишь от меня, слышишь? Ты и твоя никчемная мамаша! Только попробуй, бля…
— Я не буду! — испуганно визжу. — Я же выбросила визитку. Сразу! Я не собиралась ему звонить. Ты чего, Дань? Пожалуйста, отпусти. Мне больно.
Брат еще раз смеряет меня злым взглядом и, наконец, отпускает мою руку. Растираю запястье, чувствуя, что, наверняка, останутся синяки и пячусь из кухни.
Следующие несколько часов я провожу в своей комнате. Ужасно хочется в туалет, но я не решаюсь выйти, пока брат не уйдет спать. Сейчас, глядя на то, во что превратились наши отношения, мне даже смешно вспоминать, что когда мама и дядя Рома поженились, я была слегка влюблена в своего нового старшего брата. Мне тогда было четырнадцать, а Дане семнадцать. Взрослый сводный брат. Немного холодный и чужой. Красивый и обаятельный. Это ли не мечта любой девочки, увлекающейся подростковыми романами?
Правда, моя влюбленность продлилась совсем недолго. Ровно до того момента, как Данил понял, что мы с мамой в их с отцом жизни не временное явление и перестал притворяться. Показал свое истинное лицо — жестокое и даже злое. За эти пять лет я успела повидать не один десяток зареванных девиц, дежурящих под нашими окнами и каждый день мысленно благодарила брата, что в свое время он счел меня недостойной своего внимания.
Вот только за последний год многое изменилось. И его отношение в том числе.
С одной стороны, он продолжал относиться ко мне, как к пустому месту, но его взгляды… Они изменились. Будто разом по достижению мною совершеннолетия, с его глаз спала защитная пленка, которая определяла меня в категорию скучных малолеток. Я, вдруг, стала ему интересна и это меня пугало.
Пока дядя Рома был дома, мне ничего не угрожало, но последние несколько дней напряжение между нами только нарастало, поэтому я практически перестала выходить из своей комнаты, выжидая пока он уйдет, чтобы прибраться и приготовить еду.
Дождавшись, когда дом полностью погрузится в тишину, аккуратно выхожу из комнаты и бегу в туалет. Свет включать не решаюсь, поэтому пробираюсь на ощупь, благо дом у нас небольшой и это не так сложно. При условии, что на полу нет стеклянных бутылок, конечно. А сегодня они есть. По крайней мере, одна. И я, конечно же, благополучно о нее спотыкаюсь. Шепотом чертыхаюсь и тут же испуганно замираю, потому что боковым зрением замечаю какое-то шевеление на диване справа.
Вот черт! Данил заснул в гостиной!
Несколько секунд я стою, словно олень в свете фар, решая что делать: нестись сломя голову в свою комнату или все-таки, рискнуть. Но так как брат продолжает мирно посапывать, я все-таки продолжаю свой путь в ванную и даже наскоро принимаю душ. После липких взглядов наших гостей мне хочется до крови растереть кожу мочалкой, но я ограничиваюсь лишь парой минут, решив, что завтра, когда брат уйдет, дам себе подольше постоять под теплыми струями воды.
И именно тогда, когда я, наконец, расслабляюсь и теряю бдительность, осторожно следуя в свою комнату, из темноты летит хриплый голос Дани, а его руки дергают меня на себя:
— Попалась, сестренка!
Сердце за ребрами исполняет какой-то панический танец, а каждый волосок на теле встает дыбом от ужаса.
— Что ты делаешь? — заикаясь шепчу я. — Пожалуйста, Дань, отпусти.
Губы, словно ядом, обжигает его дыхание с парами алкоголя и несмотря на то, что его руки крепко сжимают мою талию, я до хруста в пояснице выгибаю спину, чтобы увеличить расстояние между нами. Падаю на его колени и дергаюсь, словно птица в клетке, чем, кажется, еще больше веселю его.