Дверь в кабинет открылась и вошла девушка, встала в центре, всматриваясь в кресло, где я сидел. Знаю, что пока не видит меня, зато я ее рассмотрел очень подробно. Маленькая, какая-то вся изящная, хрупкая. Волосы длинные, черные, свободно лежат на плечах. Платье, что я велел подобрать было ей немного велико и длинновато, волочилось за ней по полу. Угадывалась хорошая фигура, но больше меня поразило ее лицо. Фарфоровая кожа, идеальная, большие глаза, немного пухлые губы, аккуратный носик. Действительно, очень красивая девушка как кукла. Были такие раньше в детстве, жутко дорогие, я видел как-то, моя мать покупала кому-то в подарок. Сказала, чтобы я не трогал ни в коем случае, могу разбить, так как это очень дорогая вещь и хрупкая, тонкий фарфор. На кукле было пышное золотое платье в оборках из мелкого кружева с жемчугом. Длинные черные локоны выглядывали из-под шляпки с золотым пером. Мне так хотелось рассмотреть куклу ближе, но я сделал вид, что это полная чушь для девчонок и нисколько меня не интересует. Хотя, был поражен этой искусной ручной работой и красотой исполнения.
Как всегда, мысли о матери вызвали ненужные воспоминания, и я резко встал, сделал глоток из бокала, поставил его на столик у кресла. Сделал пару шагов к девушке, видя, как она сжимается, обнимая себя за талию, словно желая прикрыться.
— Раздевайся! Я хочу видеть, что выиграл, — слова сорвались против воли, но не смог отказать себе в удовольствие, видя, как испугалась малышка.
Как побледнела еще больше, как закусила белыми зубками нижнюю губу, открывая глаза еще шире. Подошел к ней, встал напротив, вглядываясь в глаза и замечая там, почти панический испуг. Да, меня многие боялись, когда я смотрел на них вот так, в упор. Знаю, что на моем лице в этот момент нельзя было прочесть ни одной эмоции. Долгие годы и отработанное умение сдерживать себя, не выдавая ничем своих чувств. Никто не должен был знать, что у меня в душе, хотя, как говорят, души у меня как раз и не было, как и сердца. Так, кусок работающей мышцы, которая когда-нибудь захлебнется моей кровью и остановится, на радость моим врагам.
— Не бойся меня, — тихо сказал ей, поднимая руку и касаясь волос на плече. Сжал шелковую массу в кулак, ощущая, как волосы скользят по ладони, словно живые. Отбросил на спину, открывая белое плечо и острую ключицу, тонкую бретель платья, которую легко можно поддеть, спустить, обнажая грудь.
— Не трогайте меня, — зашипела малышка, пытаясь сделать шаг назад и натыкаясь на стол.
— Почему? — задал ей вопрос, на который, впрочем, не ждал ответа, просто последовал за ней, захватывая за талию.
Мои пальцы соединились, обхватив ее. Она помещалась в кольце моих рук, такая стройная, тонкая. Приподнял ее, посадил на стол, не обращая внимания на ее писк и кулачки, что замолотили в мою грудь.
— Тихо, угомонись, малышка, — строго сказал ей, сжимая сильнее, отчего девушка замерла, шумно вдыхая воздух, — Я только хочу посмотреть или мне послать своих ребят за твоим мужем? — посмотрел в ее глаза, словно утонул в них. Зеленые, как малахит, с серыми искрами, первый раз такие вижу.
— Я не согласна быть вашей вещью, — произнесла она, заставляя меня усмехнуться, но мне было плевать на ее слова.
Поддел одним пальцем бретель, резко опуская с плеча, обнажая одну грудь. Острая, высокая, с розовым соском и большой ареолой. Грудь, которую хочется ласкать часами, перекатывая твердеющий сосок между пальцами, а лучше втягивать в рот, играя языком. Небольшая, милая такая троечка, но охранено возбуждающая.
— Да как вы смеете! — возмущается девушка, пытаясь прикрыть ладонью грудь.
Отбрасываю ее руки, завожу за спину, цепляя тонкие запястья своей рукой, заставляя выгнуться ко мне. Второй рукой спускаю другую бретель, обнажая малышку до пояса. Она задыхается от гнева, ерзает на столе, пытаясь освободится, но я зажимаю ее своими ногами, практически фиксируя на месте. Ее трепыхания для меня ничего не значат, словно бабочка бьется в моих ладонях.