На деревянных вышках загорелись факелы в железной обрешётке, сверху на представление взирали лучники. На дворе тоже посветлело – кто-то запалил огонь в закопченных каменных выдолбнях возле крыльца и ворот.
Неразговорчивый провожатый привел Ассена к длинному строению за хозяйским домом. Половину его занимали помещения, где держали лошадей – ржание, запах и большой стог сена не оставляли в этом сомнений, а на другой половине жили люди. В полутьме, лишь немного освещённой чадящими лампами под потолком, тянулись ряды двухъярусных полок. На некоторых спали полуодетые мужчины. В широком проходе стояли столы и лавки. В нос ударила духота, и спёртая вонь немытых тел. Из дальнего, самого тёмного конца доносились довольные женские взвизги, заглушаемые мужским смехом.
– Сядь, – глухо скомандовал вояка Нануки, указывая на лавку под одной из ламп. Чавыш, как назвал его хозяин, оказался не молод, но и не так, чтобы стар. Нечесаные лохмы, кое-как перехваченные серой тряпицей возле шеи, топорщились грязным хвостом над лопатками. Бороду, кажется, недавно подравнивали, но инструмент для этого использовался не тот – она неаккуратной лесенкой обрамляла равнодушное лицо. Он был так же невелик ростом и кряжист, как и собратья, та же сила угадывалась в развороте широких плеч.
– Чавыш, – обратился к нему Ассен, усаживаясь на лавку, и стараясь не коснуться засаленой поверхности стола, – а что делают смотрящие?
– За работниками смотрят, дубина, – дохнув зловонием изо рта, равнодушно отозвался собеседник.
Он достал из-под ближайшей полки-кровати небольшой сундучок, и принялся раскладывать на столе какие-то склянки, палочки и рулончики тряпиц, сомнительной чистоты. Гойдин внутренне содрогнулся, понимая, какой вред может принести подобное «лечение». Рана уже не кровила, волосы на затылке слиплись в плотную корку.
Вояки Гейрольда ввалились в постройку, когда Чавыш почти закончил. Ассена мутило от сивушной вони «настойки», которой Чавыш промывал рану, от голода и медленно подступавшего отчаяния. Мари и Марибель остались одни, а он, ослабленный, сидел неизвестно где, теряя время и надежду. Забрать аранок и выбраться за пределы высоких стен – вот всё, чего он желал.
– Здесь заночуешь. Завтра научу работе, – проворчал Чавыш, убирая сундучок на место, – есть хочешь?
«Бери и используй», гласил один из уроков превосходства над противником. Бери всё, что сделает тебя сильнее, даже если это всего лишь горсть песка. Брошенная в глаза, и она становится оружием...
– Хочу, – коротко ответил Ассен, краем глаза наблюдая за Охристом, водрузившим локти на соседний стол. Аранок тускло поблёскивал в полумраке.
Я отпустила Огерейна, который в эти дни выполнял обязанности Ассена, и взвесила на ладони браслет, за которым его посылала. Тяжёленький. Набрала комбинацию символов, которая снимала блокировку с ящиков стола, и достала пояс своего гойдин. Ассен носил его на талии, у меня же он сползал на бёдра, но держался. Из всего, что было аккуратно разложено по карманам и кармашкам, или крепилось к плотному гладкому материалу снаружи, я знала только страшную на вид кривулину ножен, в которой Ассен держал своё оружие. Отчего-то я не сомневалась, что оно может мне понадобится...
Шагнув во внемирье, я собиралась привычно зажмуриться, но вместо этого широко распахнула глаза, пытаясь уследить за чередованием света и тени. Неожиданно головокружительное мельтешение замедлилось, почти остановилось. Я висела, не понимая, где верх, где низ, а во все стороны от меня разбегались бесконечные, похожие на ярко освещённые окна, порталы в миры-тени. Смутно, болезненно, в хаосе света и тьмы проступала некая система. Под-, над-, во все стороны от меня разбегалась спираль Фибоначчи, где миры-тени были лишь крохотными семечками в гигантском подсолнухе. И не было видно ни конца, ни края этой головокружительной спирали. Я хотела и не могла вдохнуть, закричать, вернуться... Вместо этого моё движение снова ускорилось, и свет замелькал с прежней частотой. Кровь пульсировала в голове, но я цеплялась угасающим сознанием за имя... И снова остановка. Ровный, теплый свет, манящий к одной из «семечек». Возвращающий грохотом прямо в мою, готовую взорваться, голову, мой же зов – «Ассен»!
Я потянулась к этому свету всем существом, и оказалась в ледяной воде! Течение не быстро, но уверенно, поволокло меня куда-то в кромешной тьме. Я лупила по воде руками, молотила ногами, задыхалась и кашляла. Одежда и тяжёлый пояс тянули вниз. Как и то, что я, за всю свою жизнь, так толком и не научилась плавать.